Леон де Винтер - Право на возвращение

— И кадиш прочли? — пробормотал Икки.

Джонни покачал головой:

— Ты на какой звезде живешь? Конечно, нет.

— Она была еврейкой, — произнес Икки непреклонно.

Джонни затушил сигарету и тут же достал новую. «Ронсон» в его руке выплюнул язычок пламени. Он старался вести себя, как крутой парень, но видно было, как тяжело ему сообщать такие новости.

Брам спросил:

— Ты можешь назвать имена?

Джонни поглядел на него с жалостью:

— Ты это серьезно?

— Где она похоронена? — спросил Икки.

— В освященной земле. Она теперь, должно быть, в раю, иншалла, — он снова поглядел на экран. — Осталось восемнадцать очков. Грандиозный парень. — И повернулся к Икки: — Мне очень жаль. Могу себе представить, что вы чувствуете. Такая, excusez le mot , [5] Извините за выражение ( фр. ). херня вышла…

Икки молча выводил автомобиль из лабиринта переулков. Брам тоже молчал. Икки не довел расследование до конца, окажись Джонни мошенником — им пришлось бы заплатить деньги за умершую девочку. Стояла жуткая жара, а кондиционер в «ровере» сломался. Брам открыл со своей стороны окно, и это беспокоило Икки. Дурные предчувствия не оставляли его. Презрительно сжав губы, он нервно вел автомобиль по улочкам арабского города.

Брам заглянул в конверт, полученный от Джонни. Там оказалась фотография Сары, она лежала на спине, сложив руки, словно спала; белое платье, розы и гиацинты на груди, глаза закрыты — снимок, сделанный на смертном одре. Брам убрал фотографию в конверт. Может, потом у него достанет сил снова посмотреть на нее.

Теперь можно закрывать дело.

В первые недели родители, обратившиеся к ним за помощью, звонят по десять раз на день, посылают эсэмэски, мэйлы, пытаются принимать участие в розысках, надеясь заглушить боль потери, и от этого неизбежно возникают личные связи. Делом Сары Лапински занимался Икки. Если бы им удалось выкупить девочку, Икки сам позвонил бы ее матери. Плохие новости сообщал Брам. Обязанность сообщать о катастрофах лежала на нем, как на старшем из партнеров. Двадцать восемь раз приходилось ему делать это. В армии служили офицеры, которым приходилось десятки раз посещать семьи погибших. Приказ командира — у них не было выбора. У Брама выбор был. В шести случаях им удавалось отправить на поиски могил полицию, но, хотя именно полицейский звонил в двери и сообщал родственникам грустную новость, Браму приходилось при этом присутствовать. Он никогда не видел Батьи Лапински, а теперь именно он должен сообщить ей о смерти дочери — если, конечно, Джонни не соврал. Убедительно ли выглядит фотография? В этом Брам не был уверен.

Он сидел на своем месте, глядя вперед. Икки упрямо молчал. И вдруг отчаянно заорал:

— Да, я знаю, я совершил ошибку! Ну, извини!

— Твой приятель Самир надул тебя.

— С этим asshole [6] Задница ( амер. ). я еще разберусь. Мы не можем вернуться другой дорогой?

— Нет.

— К блокпосту ведет только одна дорога?

— Да.

— Shi-i-it , [7] Дерьмо ( англ. ). — протяжно выдохнул Икки.

— Предчувствия?

— Опять твой сраный сарказм.

Они миновали рынок неподалеку от блокпоста. Женщины, закутанные в паранджу Мужчины в нелепо-просторных женских платьях.

— Ее мать, — сказал Икки, — придется рассказать ей.

— Я знаю.

— Я сам расскажу, — пробормотал Икки. — Я виноват.

— В чем?

— Я дал ей надежду.

— Ты что-то рассказал ей?

— Почти ничего.

— Почти ничего — это слишком много.

— Ты уверен, что нет другой дороги? — спросил Икки, снижая скорость.

— Господи, Икки, заткнись, псих несчастный, — не выдержал Брам. — Езжай куда едешь!

Икки осуждающе покачал головой, но прибавил газу.

Старый город остался позади, они подъезжали блокпосту. Стена, электросенсоры, камеры и переходной шлюз — выходит, евреи фактически смирились с тем, что Яффа больше им не принадлежит. В городе они не встретили ни одного еврейского солдата. Армия следила за порядком с воздуха, а стены, крыши, дороги были нашпигованы электроникой; иногда аппаратуру скрывали даже под многослойными одеждами женщин. Слишком опасно было посылать туда патрули.

Время — час дня. Скоро улицы Яффы опустеют: жители разойдутся по домам в поисках прохлады.

Икки выпрямился и вцепился в руль, словно это могло его успокоить.

— У блокпоста никого нет, — сказал Брам. — Никого, кто мог бы нанести нам вред. Что там может случиться?

— Маскарад, — ответил Икки, — маскарад, несущий страдания.