Леон де Винтер - Право на возвращение

— Хочешь, чтобы я тебе сказал? Все равно ведь не поверишь.

— Неужели двадцать девятого? — поразился Макс. — Двадцать девятого, да?

— Да.

Макс недоверчиво покрутил головой:

— Твое безумие заразительно…

— А что твоя девушка? Которая работала в больнице?

— Все кончено.

— Хреново, — посочувствовал Брам.

— Такие дела… А тот мальчик, почему ты привез его с собой?

— Он был ужасно одинок.

Макс кивнул, сразу став серьезным. Потом спросил:

— Выпить не хочешь? К кофе ты даже не притронулся. Виски? Водки?

— Нет, только не алкоголь.

— А я выпью водочки. — Макс нагнулся к мини-бару, достал маленькую бутылочку и, выпрямляясь, задумчиво сказал: — Это твое двадцать девятое — ты меня заинтриговал. Змеи. Беньямин уверен, что видел змей незадолго до того, как его украли?

— В доме, где мы тогда жили. Огромный, полуразрушенный дом. Он видел змей сквозь дыру в полу на втором этаже. Но когда я поглядел в ту же дыру, то ничего не увидел.

— Почему ты придаешь этому такое значение? — Макс отпил глоток из бутылочки и прокомментировал:

— Выдохлась. Чистая вода. Так почему это важно?

— Не знаю. Все было очень странно, пугающе, словно у него было видение или что-то вроде. Чертовщина какая-то.

— Ты кто? Магический реалист? Каббалист? Хиппи-перестарок?

— Нет. Но что-то случилось тогда. Я не могу объяснить, потому что сам не понимаю.

— А твое нумерологическое безумие?

— Оно помогло мне выжить. В самое тяжелое время. Оно давало мне надежду. На то, что Вселенная подчиняется какому-то порядку. Честно говоря, я и сейчас в глубине души уверен, что наступит день, когда кто-то отыщет формулу, объясняющую все на свете. Вроде Е=МС 2.

— Формулу Творения?

— Не знаю, как ее назовут.

Макс схватил трубку телефона и распорядился:

— Бутылку «Столичной» в номер, пожалуйста, да, целую бутылку. Нет, именно «Столичную», ничего другого… Отлично… И какого-нибудь сыру, и — да! — bitterballen , [101] Специфическая голландская закуска к пиву или водке, зажаренные во фритюре тефтельки, подаются с горчицей. я их сто лет не ел. Да. Три порции.

Он вернулся к столу.

— Давай-ка как следует напьемся, Брам.

— Нам не надо ничего обсудить?

— Завтра.

— Как вы это делаете? Какая-то специальная техника?

— Возьмем его на улице. Стандартная процедура.

— Вы сейчас следите за ним? — Да.

— А голландцы? Вы им должны были что-то сказать?

— Эти считают, что мы разыскиваем какого-то мелкого мошенника. Ничего особенного.

Они молча поглядели друг на друга.

— Я думал, он давно мертв, — прошептал Брам.

— Послушай, Брам, Беньямин уже не ребенок. Он взрослый человек. И мы ничего о нем не знаем. Он изучал боевые искусства и может убивать голыми руками. Мы знаем, что он вооружен. И он готов умереть за свою веру.

— Может быть, все кончится хорошо. — Брам даже не сомневался в этом. Бенни вернется. Если он захочет слушать, захочет прислушаться к голосу отца.

— Вполне возможно, — сказал Макс.

— Вы ведь не будете пытать его? Балин гарантировал мне…

— Мы не пытаем.

— Я не хочу, чтобы ему причинили боль, чтобы он страдал.

— Он твой сын, Брам, мы все понимаем.

— И я смогу с ним поговорить, — полным веры голосом произнес Брам.

— Мы тоже на это надеемся.

— Я очень хочу его видеть. Ты не представляешь себе, Макс, как я…

— Я хочу кое-что тебе показать, — перебил его Макс.

Он раскрыл папку, лежавшую на столе, вытащил из нее листок бумаги и подтолкнул его поближе к Браму.

Это оказался пестрый плакатик, украшенный китайскими иероглифами и драконообразной змеей, извещавший о «грандиозном фейерверке» 28 января на берегу залива:

«Общество Китайско-Голландской дружбы отмечает в Амстердаме начало Года Змеи. Фейерверк, какого в Голландии никогда еще не видели! Между 22:00 и 23:00».

У Брама разом пересохло в горле, он посмотрел на Макса почти безнадежно.

— Если он что-то действительно планирует, — сказал Макс, — это идеальное время и место. В городе, как и в любой европейской столице, уйма китайцев. Сотни жертв, не исключено присутствие членов королевской семьи — одна из принцесс собиралась приехать, чтобы подчеркнуть сердечные и теплые отношения с Китаем, что-то вроде этого.

— Двадцать восьмого… — пробормотал Брам.

— Да. Тоже одно из твоих любимых чисел, разве нет? Два, двадцать два, двадцать восемь — что-то в этом роде?

Брам кивнул.

— Если твой сын здесь для того, чтобы взрываться, он должен выбрать именно этот вечер. Двадцать восьмого, в двадцать два часа двадцать восемь минут — здорово я изучил твою концепцию, а?