Песах Амнуэль: Полдень XXI век, 2010, № 09

Лайма подняла к Леониду заплаканное лицо, Леониду ничего не оставалось, как целовать глаза, ресницы, ощущать на губах соленые капли. Он поцеловал Лайму в губы, и что-то изменилось в мире, Леонид подумал, что сейчас они оба, возможно, существуют не в двух, как минуту назад, а в третьей вселенной, обособленной от остальных, со своими законами природы. Во вселенной, где не было времени, все события жизни происходили одновременно, рождение совпадало со смертью, любовь не имела начала и не могла закончиться, потому что это было не чувство, а состояние души…

Он целовал Лайму, понимая, что целует не ту женщину, с которой познакомился в библиотеке, не ту, что читала по губам предсмертное послание Тома, не ту, с которой провел несколько удивительных часов, не ту…

С этой Лаймой все было иначе. Они давно любили друг друга. Эта Лайма проводила Тома в звездную экспедицию, и его корабль все еще стоял на поверхности планеты или астероида… скорее всего, астероида, откуда должен был отправиться в полет на пять или, возможно, пятнадцать лет.

Но и тогда он не мог оказаться на расстоянии сотни парсек от Земли! В любой вселенной, с которой наш мир связан квантовым перепутыванием, скорость света одна и та же.

Лайма откинула голову, посмотрела ему в глаза, и нежность, какую Леонид не испытывал никогда и ни к кому, ластиком стерла из его сознания все мысли, кроме одной, да и та была скорее не мыслью, а вербализованным чувством, ощущением, новой его жизнью.

— Я люблю тебя, Лайма…

— Я люблю тебя, Леня…

Слова невидимой пылью повисли в воздухе, опускались на лоб, нос, губы, щекотали подбородок.

— Я люблю тебя…

Где? Когда? Кто сейчас я? Кто — ты? Кто — мы вместе?

Лайма мягко, но решительно уперлась ладонями в грудь Леонида. Произошло то, что и должно было. Она вернулась, и Леониду стало нестерпимо жаль ушедших мгновений.

— Странно, — сказала Лайма. — Мы только что признались друг другу в любви?

Она произнесла эти слова без тени упрека. Значит…

— Странно, — повторила Лайма. — Я помню, как поехала на кладбище, потому что мне стало одиноко. Наш с тобой разговор помню. И прощание с Томом вчера на веранде, хотя помню, что он погиб.

Леонид сидел, сложив на коленях руки, и смотрел на пальцы Лаймы, сцепленные так, что побелели костяшки.

— Я сошла с ума?

— Нет, — сказал Леонид. — Нет. Нет.

Он повторял «нет» с разными интонациями, всякий раз короткое слово означало другую грань отрицания, Лайма протянула ему руки, и Леонид стиснул ее холодные пальцы.

— Ты не сошла с ума, — сказал он. — Просто… То есть, очень непросто, конечно… Ты вспомнила себя в той вселенной, где порвала с Томом перед его отлетом на… Забыл название.

— Виртога, — вспоминая, произнесла Лайма. — Это вторая планета в системе черного карлика Апдейка в облаке Оорта. Холодный сверхюпитер, сказал Том.

— Вот как… — пробормотал Леонид. Кто-то из американских астрономов предположил недавно, что в облаке Оорта есть коричневые карлики с массой во много раз меньше солнечной, но в десятки раз массивнее Юпитера. Холодные суперюпитеры? Ни одной такой звезды пока обнаружить не удалось даже после старта «Кеплера». Пока не удалось. В нашей Вселенной. Здесь и сейчас.

— Как я могу это помнить? — удивленно сказала Лайма. «Удивленно, но не испуганно», — отметил про себя Леонид. Теперь, пожалуй, он мог сказать…

— Потому, — объяснил он, — что все мы… не только ты… я тоже… и каждый… мы помним себя не только в нашей Вселенной, но в каждой вселенной-клоне. Все такие вселенные составляют единую квантовую систему, это называется перепутыванием волновых функций.

— Не понимаю.

— Неважно. Обычно каждый человек помнит только свою жизнь здесь, в этом мире, который кажется единственным. Иногда вспоминаешь еще что-то, обрывки какие-то… Будто уже бывал где-то… Дежа вю. Воспоминания прорываются из-за… не знаю… возможно, квантовые процессы играют гораздо большую роль, чем мы думаем. Некоторые люди вспоминают себя совсем другими. Вспоминают события, никогда с ними не происходившие. Язык, на котором никогда не говорили.

— Русский, — вставила Лайма. — Я говорила по-русски.

— Почему? — решился спросить Леонид. — Это твой родной язык… там?

— Там… — повторила Лайма. — Нет, — сказала она, вспоминая, — не родной. А ты не помнишь, что… Да, — прервала она себя, — конечно, не помнишь. Я выучила русский, когда мы с тобой…

Она запнулась.

— Когда мы полюбили друг друга, — закончил Леонид. — Расскажи, как это было. Пока не ушло из памяти.