— А… на той полке в какую сторону надо вращать? И что будет, если там повернуть не туда?
— А там это безразлично. И даже не знаю, почему это так.
— А исчезать тут материальные предметы не могут? — спросил Кламонтов, вспомнив о сумках. — Я имею в виду — те, которые имел раньше? И вообще — можно ли брать с собой что-то оттуда, снаружи?
— Могу сказать только: брать сюда можно то, что соответствует собственному подсознательному образу. Вот например, ты почувствовал, что разочаровался в университетской учёбе — и твоих учебников нет, хотя есть сумки, в которых мог бы их возить в другой версии реальности. А одежда… Ну так разве — и ты не чувствовал в себе ту же, только нераскрытую, особенность организма, что у Мерционова? Ведь — не такая редкость, как принято думать. Но правда — люди интуитивно пытаются соответствовать общей норме, не понимая, что варианты нельзя путать с патологией…
«И правда же, — не мог не признать Кламонтов. — А будто не хотел замечать. Интуитивно старался быть „как все“…»
— Но бывают и парадоксы при возврате в наружную реальность, — продолжал проводник. — Как например, опять же исчезновение одежды Мерционова и перевод его часов. Вот тут — может быть спонтанная коррекция смыслов событий на почве сложившейся реальности. Гипнотический приказ выбросить одежду действительно был — и перевод часов объяснён в духе того же «нетрадиционного» чёрного юмора. Хотя на самом деле скорее — подсознательное ощущение поворотной точки в истории и своей судьбе, с которой всё как бы сломалось. Для Мерционова это — ГКЧП; для Тубанова — те две советско-американские встречи в верхах, должно быть, как символ открытости Западу и его последствий; для Ареева — даже будущая на тот момент дата, когда в одной из версий истории Крым мог войти, но не вошёл в состав России; для Селиверстова — те знаменитые телесеансы; ну а твою судьбу — перевернула педпрактика. И вот откуда у вас в видениях — эти другие моменты времени. А возможно, и нет, — чуть помолчав, добавил проводник. — Я сам не всё и не всегда могу объяснить — как, возможно, и ты, когда будешь на моём месте, и тебе придётся принимать подобные решения…
— Значит, один или несколько годичных циклов… — растерянно повторил Кламонтов. — И… сколько всего циклов может быть? Сколько может продолжаться такой «академотпуск» относительно наружной реальности?
— Увы, не могу сказать точно. Зависит, что и как вам удастся. А так у кого-то бывало — десять лет, и даже больше. Хотя кажется, я понял… А ты вообще на сколько себя чувствуешь? На какой возраст?
— Где-то на 16–17,— не задумываясь, ответил Кламонтов. — А… — тут же понял он. — Да, и зрение… Точно, как в тот раз… Но… что вообще это значит?
— Что примерно столько тебе всё это время и будет. Хотя ты и так ненамного старше выглядел… Но дело в том — что, попав сюда, человек сразу становится таким, как интуитивно представляет себя — и уже как-то видимо не делается старше. Как впрочем, не изнашивается и сам вагон. И я даже не знаю, как это возможно, и сколько ему лет — реально, по собственному времени…
— Но… хотя бы откуда — сам вагон? Какие силы стоят за всем этим? И… какая-то цель… сверхзадача… В чём она?
— Тут это никто никому не объяснял, и я могу только предполагать. Скорее всего, происхождение его связано — либо с действительно высшей иной цивилизацией, либо с намерением будущих землян устранить какую-то угрозу своему прошлому — которое пока для нас есть наша современность. Нельзя же позволить здесь кому-то играть их историей в своих интересах… Правда, не знаю, действительно угроза возникла ещё в 1873 году, или просто раньше не было достаточно развитой сети железных дорог — но дело в том, что вагону доступны точки пространства-времени только на территории данного региона планеты — Союза Народов Гипербореи, сокращённо — СНГ, и только начиная от осеннего равноденствия 1873 года и до той, откуда снаружи взят наиболее поздний по времени пассажир. В данном случае — из которой взят ты. Остальные-то — накануне, из 30-го… Видишь, тороплюсь объяснить тебе всё, получается как-то не по порядку. Поджимает уже то, реальное время снаружи… Сейчас там 1 апреля 1990-го, и я должен успеть перейти в поезд Хелм — Киев, чтобы ехать дальше до Улан-Удэ уже в наружной реальности. Так что скоро мы проедем через тот поезд — так, как ты видел — вагон приобретёт соответствующую материальность, подцепится — и я перейду туда, будто не покидал его три года своего личного времени назад. Личного, отмеряемого собственными часами пассажира — кстати, странно, как ты не заметил, что они у тебя не исчезли…
Читать дальше