Юрий Леляков: На пороге Галактики

— Нет, зачётка моя, — ответил Кламонтов, узнав зачётку по фотографии. И только после этого он заметил, что слово «университет» (ну да, конечно! Как мог забыть?) было перечёркнуто и от руки почерком старосты переправлено на «пединститут». — Хотя подождите… — Кламонтов вдруг почувствовал, что с него довольно, и надо выяснить всё начистоту. — Скажите прямо: вот это тут так было исправлено или нет?

— А это тут так было? — философ перелистнул несколько страниц и… потрясённый Кламонтов увидел свои же экзаменаторские записи все вместе на одной странице. — Аналитическая зоология, педагогика беспозвоночных — что за чушь? И всё — одним почерком! И фамилия экзаменатора, смотрите, везде ваша же: Кламонтов! Это, что, у вас в группе такой студенческий юмор? А что вы будете объяснять по этому поводу в своём деканате — вы подумали? Особенно с учётом вот этого… Или вы скажете, и этого тут так не было? — философ стал нервно листать зачётку — и новый удар постиг Кламонтова, не успевшего опомниться от предыдущего: он увидел, что все его собственные отличные оценки за все курсы превратились в удовлетворительные. Причём остались прежними почерки экзаменаторов, их фамилии, росписи, названия предметов, даты экзаменов, изменились только оценки. — Одни тройки — и не стыдно? И только интересно, кем вы сами представляете себя в перспективе с такой успеваемостью? И вообще, вам не кажется, что вы занимаете чужое место в жизни? А то, может быть, кто-то пять раз поступал сюда — и не прошёл, потому что прошли вы! — всё больше распалялся философ, не давая Кламонтову возразить, что как раз ему удалось поступить в университет лишь с пятого раза. — И ещё приносите на экзамен зачетку без фотографии! — философ перелистнул страницы назад, и Кламонтов увидел, что фотография, всего несколько секунд назад бывшая на месте, теперь грубо оторвана.

— Вы, если я не ошибаюсь, наш новый методист по заочному? — тут же, не дав опомниться от этой череды внезапных потрясений, спросил подошедший откуда-то дворник с метлой, в котором Кламонтов с трудом (но уже без особого удивления, словно способность удивляться истощилась) узнал декана — но, не поняв, кого тот имел в виду, на всякий случай не стал возражать. — А почему вы не на субботнике? Вопрос с Кламонтовым решаете? — на этот раз декан обращался явно к самому Кламонтову. Кламонтов, совсем растерявшись и не зная, что отвечать, как-то невольно забрал зачётку у обалдело взиравшего на это философа и протянул декану, ожидая его реакции. — Да, такая зачётка всё равно никуда не годится… — произнёс декан, едва взглянув в зачётку и тут же опустив ее в карман своей дворницкой спецодежды. — Ну, правда, теперь он говорит, что он не сам это сюда вписал, что кто-то подделал его почерк — но теперь это уже неважно. Ну что ж, будем исключать.

— За что? — так и обмер Кламонтов.

— Ну, как же? Разве вы не знаете, что с нового учебного года наш факультет переходит в основном на целевую подготовку педагогических кадров для национальной школы? Мы же теперь суверенная республика, и нам такой круглый дурак широкого профиля, который устраивал московских империалистов, не нужен. Нам дурак — то есть, извините, педагог — нужен свой, с развитым национальным сознанием… А этот — какое национальное сознание сможет нести ученикам?

— Но позвольте, он же в самом деле другой национальности… — вырвалось у Кламонтова, решившего подыграть декану в надежде, что с его ответных слов прояснится хоть что-нибудь.

— А зачем они нам тут нужны — другой национальности? Boт пусть по месту проживания своей национальности теперь и учатся! А то все студенты со всех курсов — понимаете, все — подали в деканат заявления о переводе преподавания на государственный язык — и только он один отказывается! Говорит, не затем к нам поступал… Он, видите ли, хотел работать на благо всего человечества! Слышали мы уже что-то подобное ото всех этих манкуртов и янычаров, которые служили «системе» за объедки с московского стола! — вдруг почти в истерике выкрикнул декан. — А теперь на благо нации, выстрадавшей независимость, они, оказывается, работать не намерены!

— Но, вы знаете, мне тут ещё не всё понятно… — рискнул продолжить начатую игру Кламонтов, одновременно пытаясь вспомнить, могло ли на самом деле быть то, что он сейчас услышал. А то он не помнил, но вдруг начал сомневаться… — Я же всё-таки новый методист, и ещё не вполне вошёл в курс дела… («Нет, но не глупо ли, не делаю ли я ошибки?» — спохватился Кламонтов, но, начав, уже не мог не продолжать.) Но я так понимаю, что университет выпускает ещё и научные, а не только педагогические кадры. А наука в принципе интернациональна… Нет, сам я — не империалист и не янычар, — сразу добавил Кламонтов, — я только хочу уточнить, за что конкретно мы его исключаем?