Дмитрий Дзыговбродский: Исповедник

Так приятно чувствовать себя желанной. Когда мужчина сходит с ума от каждого твоего движения, двусмысленного взгляда. Так приятно, когда он снимает капельку апельсинового сока с твоих губ нежным поцелуем.

Но вот… пора расставаться…

Последний поцелуй…

— До завтра, любимая?

— До завтра, любимый!

А через два часа должен приехать Диего. Он, наверное, останется на ночь. Да и как я смогу ему отказать? Он такой настойчивый, такой уверенный, такой сильный…

Люблю ли его? Да, наверное…

Влад, Диего… Кого же из вас я люблю сильнее? Кого же я люблю?

Совсем запуталась!!!

Но тело ждёт ночи, губы предвкушают поцелуи…Нежные Влада, настойчивые Диего…

Так трудно выбрать.

И надо ли выбирать?

Магди заплакала:

— Святой отец, я не знаю, что мне делать. Я не хочу их обманывать! Я люблю обоих. Но понимаю, что так не может долго продолжаться…

— Как выбрать? — задумчиво повторил священник. — Магди, просто скажи каждому, что у тебя очень серьёзная проблема, что тебе нужна помощь — придумай что-нибудь. И тот, кто не испугается сложностей и защитит тебя, тот и достоит твоей любви.

— Но это же обман!

— Да это грех. Но больший грех — дарить любовь двоим мужчинам. Не бойся, Магди!

— Я не боюсь, отче. Спасибо! — в голосе девушки проснулись ещё робкие, но уже заметные нотки спокойствия и уверенности.

— Помолись… И Господь не оставит тебя.

— Конечно, отче. Я так и сделаю, как вы посоветовали… И помолюсь тоже. Спасибо.

— Иди и не греши больше. Аминь.

Электрический разряд пробежал по ячейкам памяти — и священник забыл всё, что Магди рассказала на исповеди. В голове на миг поселилась пронзительная пустота — так всегда бывало после удаления кратковременной памяти. Священник подождал несколько секунд, и неприятное ощущение пропало.

На скамейках уже сидели Петер, Якоб и Марк, ждали когда он освободится. Видимо, сегодня многим пришла в голову мысль облегчить душу. Добрая традиция, добрые люди…

— Иди, Магди, — священник ласково улыбнулся, — я уверен, что всё у тебя будет хорошо.

— До свидания, святой отец, — Магди коснулась его ладони и смущённо улыбнулась.

Священник погладил её по голове, задержал ладонь на шелковистой прядке. Добрая, красивая девушка… Она часто заходила в гости, беседовала с ним, скрашивала одинокое ожидание.

Чудесная девушка…

Честная, искренняя…

Священник легко повернулся — даже колено перестало беспокоить.

— Петер, ты на исповедь?

— Да, падре.

— Ты не заходил уже две недели. Что-то случилось?

Утро ворвалось в узорчатые окна церквушки птичьим гомоном, вихрем из белых лепестков вишни.

В этом году весна чудо как хороша…

Священник вышел в садик и протянул ладонь с хлебными крошками — сразу же к нему на руку присели две синицы. Тин и Тан… Так священник их называл. Старые знакомцы — вот уже третью весну прилетают они к старой церкви, ждут, когда выйдет священник и накормит их с руки вкусными сдобными крошками.

Другие птицы стайкой летали вокруг, завистливо поглядывая на угощение. Святой отец знал — как только Тин и Тан улетят, остальные тут же набросятся на угощение, убедившись, что с товарищами ничего не случилось. Вроде бы и не боятся, и привыкли к нему, но всё равно каждый раз проверяют. Как люди…

Да, как люди…

Что ни говори, Святой Престол поступила мудро, издав буллу "Об исповедниках и современной исповеди" от двенадцатого марта три тысячи первого года. Заменив людей-исповедников роботами со стираемой кратковременной памятью, церковь сразу же привлекла новых прихожан новизной и необычностью. Одно дело рассказывать человеку о своих довольно-таки неприглядных поступках, и совсем другое — роботу, который после фразы "Иди и не греши больше. Аминь" забудёт всё… даже эмоции, которые он испытал, слушая исповедь.

Ничего не слышу, ничего не знаю, ничего никому не скажу…

Это тоже извечный страх людей — а вдруг священник расскажет о преступлениях, изменах, обманах. Вдруг? Он же человек, всего лишь человек. Его можно заставить… Болью, шантажом. Священник может сам осудить преступника и поступить по закону совести, не по закону Церкви. И сколько веков священники не убеждали, что тайна исповеди нерушима, всё равно люди боялись…

После буллы исповедь даже стала модной. Молодёжь так вообще забегала по нескольку раз на неделе. Знаменитости, политики, звёзды кино и музыки демонстративно посещали церкви, афишируя чистоту помыслов, незапятнанную совесть и веру в Бога. Мода… Что уж тут поделаешь?