Владимир Дрыжак - Кесарево сечение

"Внеземельщики" делятся на две основные категории: "летный состав" и "персонал". Летный состав – пилоты, навигаторы, двигателисты. "Персонал" – связисты, прибористы, такелажники, ремонтники и прочая "обслуга". Здесь разброс типажей просто феерический! Летный состав более дисциплинирован, но менее склонен к откровенности. Взаимоотношения между категориями несколько натянутые, поэтому любые попытки объективного расследования вязнут во взаимных претензиях. Есть еще "наука". Это, обычно, прикомандированные, хотя в составе ГУКа имеется специальный научный сектор. Чем они конкретно занимаются, я не знаю. Вероятно, изучают космос во всех его аспектах. Про этих и говорить нечего – контингент тот еще! Есть еще "управленцы" – начальники всех уровней. О них разговор особый. Народ весьма амбициозный, ушлый и дошлый. Класть им палец в рот Гиря не рекомендует "чрезвычайно настойчиво и очень регулярно", как однажды выразился Сюняев.

Обычно, при расследовании бесспорные факты никто не отрицает, но их интерпретация разными сторонами может свести с ума кого угодно. При том, что мы не проводим уголовные расследования, наша задача – выяснить, по возможности, объективные причины катастрофы, аварии или происшествия, и предложить конкретные меры к их недопущению впредь. В рамках сектора безопасности существуют еще ряд подразделений: спасатели, оперативники, прогнозисты, ликвидаторы и еще одна команда, в задачу которой входит тотальная плановая проверка всех технических средств на предмет их безопасности. Этим вообще не позавидуешь. Вот, скажем, есть обычная лопата. Формально, без заключения специалистов упомянутой команды, лопата не может быть выброшена за пределы земной атмосферы…

Размышляя как-то о высоких материях, я пришел к выводу, что состояния полной безопасности можно достигнуть только одним способом: умереть. Покойники обладают, с точки зрения безопасности, идеальными свойствами. И главное их свойство: они ничего не хотят. Все опасности возникают в тот момент, когда кто-нибудь начинает чего-нибудь хотеть. Максимум опасности наступит в тот момент, когда кто-то другой захочет прямо противоположного. Природа не может терпеть такого положения вещей, и начинает подвергать всех опасности. Пример? Ну.., допустим, я хочу открыть вакуум-створ, а вы, наоборот, хотите снять скафандр. Это, разумеется, только схема. Если мы с вами интеллигентные люди, то можем успеть договориться. Но я знал таких, которые не успели. Знакомство с некоторыми из них, увы, состоялось уже после того, как они утратили способность что-либо хотеть…

Говоря языком математики, сумма всех хотений в любой момент противоречива настолько, что не может быть отражена на реальность без ущерба для последней.

Красиво, не правда ли? Но, ей богу, это мне ничего не стоило. Дело в том, что по образованию я именно математик. Специальность – теория вероятности и математическая статистика. То есть, всякие, там, распределения, предельные теоремы, сходимости по вероятности и прочие занимательные вещи. Остается только удивляться, почему я занимаюсь тем, чем я сейчас занимаюсь, и какая нелегкая занесла меня в отдел безопасности ГУК. Я и сам до сих пор удивляюсь.

Случилось это так.

В качестве дипломной работы мой руководитель предложил расклассифицировать происшествия на космических трассах. Для сбора материала я был направлен в отдел анализа и прогнозов сектора безопасности ГУКа, в архиве которого и приступил к просмотру огромного количества отчетов по происшествиям. Примерно через месяц я понял, что эти отчеты не поддаются никакой классификации, и никогда не поддадутся вообще. После того, как я доложил этот вывод руководителю, он связался с каким-то начальством и получил рекомендацию переправить меня в отдел безопасности, где меня примут, как родного, потому что именно там сосредоточены основные следственные силы, и именно они пишут те самые отчеты. Там я и встретился с Гирей. Но не сразу, а только через две недели, после того, как прибыл к месту постоянной дислокации отдела. Сам Гиря отсутствовал, его замещал Сюняев, а Кикнадзе писал отчет. Оба они отнеслись к моим трудностям с пониманием и сочувствием, особенно Валерий Алексеевич, изнывавший под тяжестью служебных обязанностей. Тема его вдохновила. Он решил, что для начала я должен изучить специфику обстановки, в которой рождаются отчеты и отослал к Зурабу Шалвовичу. Зураб Шалвович изнывал под тяжестью необходимости сочинить хоть что-то по расследуемому эпизоду, из чего не следовало бы с очевидностью, что его (эпизода) творцы – лица с аномальной психикой. Он заявил, что данный эпизод не типичный и отослал меня к Сюняеву за типичными эпизодами. Валерий Алексеевич взбодрился, вспомнил целую кучу таковых, рассказал пару забавных историй, скоренько их обобщил и принялся разглагольствовать обо всем на свете. В промежутках он "оперативно реагировал" на поступающую информацию и раздавал инструкции выходящим на связь коллегам. Иногда к нему подключался Зураб Шалвович, и оба они превратили мое существование в райское блаженство. Потом Кикнадзе исчез, но появился Карпентер, зато пропал Сюняев, но уже через два дня я предстал пред ясны очи самого Гири.