Владимир Дрыжак - Кесарево сечение

Разговор этот никаких видимых последствий не имел. В тот момент я действительно маялся от безделья завершив монументальный отчет по эпизоду под вызывающим названием "Метеорная эпидемия".

К делу эта "эпидемия" отношения не имеет, хотя, разумеется, сам по себе эпизод представляет интерес, как, цитирую, "яркий пример вопиющей расхлябанности и просто-таки фантастической безответственности". Именно так его охарактеризовал Гиря, подводя итоги расследования. После этого эпизода что-то там прорвало, как из рога изобилия посыпались другие эпизоды, меня спешно бросили на Третью Лунную базу Космофлота, я замотался и почти забыл о синей папке.

Но Гиря, как мне теперь понятно, не забывал о ней ни на минуту. И в нужный момент напомнил…

Вообще, конечно, наш шеф – личность почти мифическая. По роду своей деятельности я вынужден был знакомиться с очень многими людьми, которых судьба выбросила за пределы земной атмосферы, и примерно каждый второй так или иначе сталкивался с Гирей, а примерно каждый пятый имел после этого вмятину на репутации. Каждый третий, узнав, что я представляю наш славный сектор, немедленно интересовался, как там поживает шеф, воюет ли еще, мылит ли холки? Получив заверение в том, что воюет и мылит, многие, ни с того ни с сего, впадали в ностальгию и начинали вспоминать, как тогда-то и тогда-то случилось то-то и то-то, но, несмотря на то, что когда появился Гиря, уже успели размести мусор по сусекам, Петр Янович таки дознался, и кое-кому пришлось получить дыню, а кое-кому вставили фитиль. Причем, уж не знаю почему, все это вспоминалось с удовольствием, особенно "указующий перст" Петра Яновича.

Я тоже вспоминаю о нем с удовольствием. Когда семь лет назад я, тогда студент-дипломник, впервые пришел в его кабинет, он сказал так:

"Юноша!.. Нет, не то… О, юноша!.. Вот это правильнее… Вы даже не представляете, насколько важной и ответственной работой мы здесь занимаемся".

Я сказал, что нет, не представляю, но надеюсь, что с помощью старших товарищей сумею восполнить этот пробел. Он заявил, что мои намерения совпадают с его устремлениями целиком и полностью, но… И впервые воздвиг перед моим носом свой указующий перст.

За пять лет работы в нашем славном отделе указующий перст Гири я наблюдал несчетное число раз, и отбросив ложную скромность, могу смело утверждать, что изучил его, как свои пять пальцев. Среди всех прочих особенностей упомянутого перста я выделяю одну: если перст пришел в движение, это значит, что Гиря готов принять решение. Какое именно – зависит от обстоятельств, но без окончательного решения указательный палец Петра Яновича вертикального положения не достигнет. Опытные коллеги – Штокман, например – зная градус отклонения оси пальца, могут довольно точно определить стадию принятия решения. Я пока не могу – это очень сложная функция.

Кто-то, кажется Кикнадзе, рассказал мне, что привычка воздвигать перст возникла у Петра Яновича с момента вступления в должность. До него начальником отдела безопасности одноименного сектора ГУК был некто Спиридонов – личность совсем уж выдающаяся и легендарная. И, якобы, когда он умирал, а Гиря стоял у одра, тот поведал ему некую страшную тайну администрирования, существенным элементом которой и являлся означенный перст, воздвигаемый перед носом подчиненных всякий раз, когда требовалось возвести их энтузиазм и усердие в "квадратную степень".

Что касается термина "квадратная степень" – это любимое выражение Валерия Алексеевича Сюняева – главного специалиста нашего отдела. Мои отношения с ним складывались долго, и чем больше я его узнавал, тем больше удивлялся, пока не удивился окончательно.

Коллега Сюняев, как я теперь понимаю, был последним романтиком, оставшимся от эпохи расцвета секретных служб. Кстати, "коллега" – его любимое обращение. Используя его, он, в зависимости от настроения, варьировал произношение буквы "О" и буквы "Г", так что акустический эквивалент, порой, достигал значения слова "калека", и полностью уничтожала оппонента.

Валерий Алексеевич пользовался благорасположением начальства вообще, и непосредственного – в частности. Правда, иногда между ним и Гирей возникало недопонимание, и тон беседы становился возвышенным. Кончалось это всегда одинаково. В последний момент Гиря как-то по-особенному выпучивал глаза, после чего Сюняев шипел, и вылетал за дверь, сметая по дороге деловые бумаги со столов "коллег". Но, однако же, на время прекращал "самодеятельность", "самоуправство" и "игры в конспирацию с криминальным уклоном". А вообще-то, Валерий Алексеевич был действительно корифей. Он обладал редкой способностью охватывать умственным взором всю информацию по конкретному происшествию и немедленно выдавать несколько версий. Ошибался он редко – я помню только один случай, когда действительная причина не попала в его перечень.