Эльвира Вашкевич - Метро

Леха кривился сердито. Не нравились ему такие разговоры, а делать все равно было нечего. Когда не было архивариуса, он бродил по комнате, дотрагивался до холодных каменных стен, рассматривал свои ладони, будто в линиях, прочерченных в коже, таился ответ на все его вопросы, перебирал в который раз уже планы Сталинграда, оставленные ему Сергеем Александровичем, но по-прежнему не находил в них ничего утешительного. Устав от бесконечного кружения меж каменных стен, засыпал, свернувшись в углу, подложив под голову скрученную комом гимнастерку.

- В подвале на ватнике уютнее было, - ворчал. - И Маруська, опять же...

Все чаще и чаще снилась Лехе прошлая его жизнь, раскручивающаяся во сне наново, будто пустили сначала фильм. Видел он свои ошибки, сожалел о пустых словах, сказанных невзначай. Теперь-то он понимал, что многие такие слова разрушили его мир, подтачивая постепенно, как падающие в камень капли. Вспоминал, как ругался с тещей, кричал на сына, просил прощения у жены, захлебываясь слезами. Просыпался от собственного крика, зажимая рот гимнастеркой: не приведи, Господи, услышит кто. Зайдут, проверят, возьмут тепленького. А там и до колпака с вынутыми мозгами недалеко.

Однажды Сергей Александрович не пришел. Леха ждал, в желудке уже урчало голодно, и он даже начал грызть рафинадный кристаллик, оставленный как-то архивариусом.

- Ежели вдруг что, Алексей, ты вот это поешь, - сказал тогда старик. - При всей мерзости галлюциногенной, что здесь есть, силы эта штука поддерживает хорошо. А тебе мало ли, понадобится...

Вот и понадобилось.

Сначала-то Леха думал, что просто ошибся со временем. Спал мало совсем, а посчитал, что проспал несколько часов. Бывало такое. Но от голода уже сводило скулы, и рафинадный кристаллик разрастался в глазах, просился в рот, а Сергей Александрович все не появлялся.

Леха сгрыз почти что весь рафинадный запас, запивая скудными глотками воды. Он чувствовал взлетающую эйфорию, от которой весь мир казался сплошным праздником, а тусклые лампы на стене представлялись воздушными шарами, яркими и разноцветными, взлетающими к голубым небесам. Думалось даже, что самое верное - это пойти к Дзержинскому, покаяться в ошибках, просить прощения.

- Феликс Эдмундович простит... - шептал Леха, глядя на дверь расширившимися, блестящими глазами. - Он - мужик понимающий. Интеллигентный. Не то что этот дед трухлявый...

Сергей Александрович представлялся ему уже чуть ли не врагом, который только и мечтает, чтоб сотворить какую пакость.

- Стоп! Что ж это я делаю? - Леха стучал себя кулаком по лбу, ерошил волосы. - Куда собрался? - а и в самом деле, уже почти вышел из комнаты, стремясь быстрее попасть к Дзержинскому. - Жизнь надоела? - но все страшилки, что рассказывал ему архивариус, были уже почти что неважными, несущественными.

Когда рафинадный запас почти что закончился, а воды не осталось совсем, и Леха голодными глазами смотрел на последний прозрачный кристаллик, пришел Сергей Александрович. Пугливо оглядываясь, плеснул он Лехе воды из старой, довоенной еще фляги.

- Попей, Алексей, а то вижу, почти совсем ты уже дошел.

Леха, выпив воды, почувствовал себя легче. В голове прояснилось, и он с ужасом думал, что действительно мог помчаться к Дзержинскому, да и вовсе наломать невесть каких дров, под действием рафинада.

- Где ж вы были, Сергей Александрович? - только и спросил, наливая себе еще один стакан.

- Да безобразие сплошное приключилось, - поморщился старик. - Как ты исчез, охранники словно озверели. Заглядывают за каждый угол, чуть не за пазухой у всякого тебя разыскивают. Дзержинский по дальновидению объявил, что ты - немецкий шпион, мерзостно втершийся в доверие и предавший свою страну и коммунистические идеалы, - Леха только усмехнулся, выслушав эту фразу. Шпионом он себя не чувствовал нисколько, а уж предателем страны и идеалов - тем более.

- И что?

- Ну как что? - пожал плечами архивариус. - Режим ужесточили, а за мной так и вовсе следить начали. Ты ж у меня большую часть свободного времени проводил. Вот и приставили двух мордоворотов, чтоб глаз с меня не спускали. Только я их обманул! - старик гордо заусмехался. - Поставил, понимаешь, "Рио-Риту", а пока они незнакомую музыку слушали, сбежал потихоньку. Они и не расчухались даже.

- Искусство - великая сила! - расхохотался Леха. - Надо же, оказывается и эти муравьи хотят слушать что-то, кроме "Интернационала".

Архивариус достал узелок с вязкой, загустелой уже массой, протянул Лехе.