Владимир Ильин - Слишком умная собака

– Это из-за меня, да? Скажите, из-за меня? – едва двигая враз онемевшими пальцами, спросил я.

– При чем здесь ты? – искренне удивилась тетя Маша. – Три дня назад в городе взорвался автобус, битком набитый людьми… На этом автобусе ехала Оленька… дочка Ивана Александровича… ей только-только двенадцать лет исполнилось…

– И она погибла? – глупо осведомился я.

– Господи, может быть, и грешно так говорить, но, наверное, лучше бы погибла, чем… Ей оторвало обе ножки. На всю жизнь теперь калека…

Иван Александрович не раз приводил свою дочку в Дом, но я плохо помнил ее. Мне почему-то не хотелось с ней общаться, хотя она быстро освоила дактилоскопию. Скорее всего, я по-дурацки ревновал к ней И.А.

– Я хочу к нему, – сказал я тете Маше. – В какой он больнице?

– Не дури, ты еще очень слаб, врач не разрешил тебе вставать.

– Я хочу к нему, – упрямо повторил я. – Это очень важно, понимаете?

– Нет-нет, я никуда тебя не пущу!..

И тогда до меня, наконец, дошла правда. Я закричал, и, видимо, крик мой был так страшен, как вообще может быть страшным вопль немого. Сестры-хозяйки сбежались в мою комнату, а я в бессильной ярости на самого себя и на них бушевал до тех пор, пока вызванный женщинами врач не сделал мне укол в вену…

Проснулся я только на следующий день.

В Доме пахло трауром.

Пришла Палка и стала свирепо подтыкать одеяло под мои бока.

– Как его похоронили? – спросил я, улучив момент, когда ее сухая рука коснулась моей ладони.

– Обыкновенно, – сказала она. – Как всех хоронят…

Я представил себе, как шершавый гроб с холодным, твердым, словно из гипса, телом И.А. опускают в глубокую яму, дно которой покрыто ледяной глинистой жижей, и закусил до боли губу.

– На каком кладбище? – спросил я.

– Пока врач не скажет, что ты выздоровел, ничего я тебе больше не скажу! А не то – знаю я тебя! – без штанов убежишь!..

– Не убегу, теть Маш, – как можно миролюбивее заверил ее я. – Честное слово слепоглухонемого!.. Принеси мне, пожалуйста, свежую газету, а?

– Только после того, как позавтракаешь, – сказала вредная Палка. – На пустой желудок газеты вредно читать!..

Я кое-как проглотил очередную порцию неизбежной манной каши и стакан пахнущего лекарствами чая, а потом, дрожа от нетерпения, набросился на специальную газету для слепых с издевательским названием "Взгляд в мир". Мое информационное воздержание было слишком долгим, а посему я изучил вчерашний номер "Взгляда" от заголовка до выходных данных.

В глубине души я ожидал, что, по крайней мере, половина газеты будет посвящена серии страшных и загадочных взрывов, унесших жизнь сотен – а может быть, и тысяч – мирных жителей. Я ожидал, что найду в выпуклых строчках всю информацию, начиная от сухих официальных сообщений и кончая путаными, но эмоциональными рассказами очевидцев, о терроре, в течение последних нескольких месяцев державшем в страхе многомиллионный город…

Ничего подобного я в газете не обнаружил.

Лишь в разделе "Городская хроника" мелким шрифтом было набрано:

"На днях спецподразделением городского управления службы безопасности была проведена операция по обезвреживанию очередного взрывного устройства, обнаруженного в подвале родильного дома № 6. Жертв и пострадавших нет. Ведется следствие".

Я перечитал эту заметку казенного образца три раза и бессильно откинулся на подушку.

Идиот, подумал я. Какой же ты болван, Артем!.. Как ты мог поверить в их россказни?!.. "Массовый террор"… "Миллионы спасенных тобой жизней"… Неужели тебе не пришло в голову, что тебя и в этом обманули?!.. С самого начала от тебя старались скрыть правду, а когда это не удалось, в твою глупую слепоглухонемую башку вдолбили, что ты – чуть ли не национальный герой, совершивший подвиг гигантского размаха, и поэтому смертельный риск, на который тебя посылали, стоил того, чтобы ему подвергаться!.. Все это было призвано сыграть роль куска сахара, который кладут в пасть собаке-саперу, если она каким-то чудом умудрилась пройти по всему минному полю и живой и невредимой вернулась к хозяину!.. На самом же деле ты выполнял будничную, рутинную работу, на которую, не будь тебя, нашли кого-нибудь другого…

И такая горечь переполнила мою душу, что я не сдержался и, словно взбесившийся пес, вцепился зубами в угол подушки.

Именно в тот момент, когда я корчился под одеялом от унижения и бессильной злости, дверь моей комнаты резко распахнулась (в лицо мое туго толкнулась волна воздуха), и кто-то переступил порог. За годы своего аномального мировосприятия я научился почти безошибочно определять по вибрации пола и малейшим возмущениям воздуха действия окружающих – разумеется, если дело происходило в небольшом закрытом помещении. И сейчас я понял, что вошедший в мою комнатку человек стоит у меня в ногах и пристально разглядывает меня. Я буквально ощущал кожей своего лица его обжигающий взгляд.