Владислав Крапивин - Тополята

В двадцатом веке, после всяких революций и переворотов, город получил имя Колыбельцев – потому что «колыбель металлургии». И все привыкли к этому названию. А к тому, которое недавно вернули городу, привыкнуть было трудно: «Айзенверкенбаум»! Говорят, что это наименование изобрел основатель Империи самодержец Петр Алексеевич, он любил иностранные слова. На русский язык имя города переводилось вроде бы как «Растущее железное производство». Бред какой-то. Ну, с его величеством было не поспорить, однако сейчас-то зачем повторять старую дурь?.. Многие говорили по-прежнему «Колыбельцев», и станция железной дороги называлась так же…

Ну, вот, название мэр вернул старое, а дома принялся возводить новые. Этакий бетонно-стеклянный ансамбль в двадцать и даже тридцать этажей. А в середине похожего на маленький Чикаго нагромождения возвысилась шестидесятиэтажная башня. Горожане дали ей имя – Зуб. Пытались приклеить и другие имена (в том числе и не совсем приличные), но прозвище Зуб оказалось самым подходящим. Башня торчала, будто длинный клык в неровной челюсти. Издалека это смотрелось внушительно и в синем пруду отражалось даже красиво. Особенно когда на Сити падали вечерние лучи. Но беда в том, что у строительных компаний, которыми командовали друзья мэра, не хватило денег. «Сами понимаете, кризис, – разводил руками городской голова. – Вот придет время стабильности, и тогда…»

Когда придет это светлое время, никто не знал. А пока многоэтажный Сити оставался пуст. Снаружи он выглядел отстроенным, но внутри не было отделки, лифтов, отопления, и лампочки горели только от временной проводки. Поэтому никакие фирмы не хотели устраивать там свои конторы, никакие жильцы не желали покупать квартиры в многоэтажных громадах.

Мужички за доминошными столами и бабки на лавочках поговаривали, что скоро, мол, эту безхозную жилплощадь освоят бомжи. И потом их оттуда уже не выкуришь. Но бомжи не спешили заселять громадные многоэтажки и центральный небоскреб. Отпугивало их странное опасение. Словно лежало над кварталом «Центр-Сити» заклятие. Те же бабки говорили, что «там нечисто». Вот и голуби над высотными корпусами не летают, а вороны там каркают как-то по-особенному…

Виталя дал всему этому научное объяснение. Однажды, когда в дворницкой собрались несколько ребят и речь пошла о замороженном строительстве, он сказал:

– Не только в деньгах тут дело. Оказалось, что порода под зданиями ненадежная, может поехать. Вот господин Блондаренко и трясется теперь: не пришлось бы отвечать.

– Но ведь там скальный массив! – удивился кудрявый шестиклассник Игорь Лампионов, который был очень образован.

– Скальный-то скальный… – отозвался Виталя. – Да ведь бывает, что планетные массивы делятся на слои. Называются – «тектонические плиты». Эти плиты миллионы лет лежат неподвижно, а потом изнутри земного шарика поднапрет давление – и сразу начинается: вулканы, землетрясения, цунами. Вон их сколько на Земле в нынешние времена… А в наших краях геологи недавно как раз обнаружили возможность… как это они выразились? «Локальных тектонических сдвигов»… А Зуб-то и все его соседи построены без учета этих опасностей. Посыплются – и придется отвечать. Блондаренко узнал про такое дело и начал метать икру…

– Какать козьим пометом, – заметил восьмилетний смуглый Егорка Лесов. Он любил все уточнять.

– Егор! – ненатурально возмутилась шестиклассница Эвелина Полянская. Она была очень воспитанная (или старалась казаться такой).

– А че я сказал? – удивился Егорка (тоже ненатурально).

Козий помет, как известно, похож на крупные кедровые орехи. Тенька представил Блондаренко за таким занятием в его мэрском кабинете, на ковре, и хихикнул. Но в то же время ощутил беспокойство. Казалось бы – с чего? Обломки до здешних дворов не достанут, в крайнем случае завалят пруд, но потом их все равно разгребут. Жильцы в Зубе не водятся, никто не пострадает…

Но дело в том, что жильцы в Зубе все-таки водились, только никто про это не знал. Кроме Теньки.

В небоскребе жил Народец . И обитал он там благодаря именно Теньке.

Дело в том, что Теньке не только нравилось читать книжки. Ему нравилось их придумывать. Это были всякие приключения, будто бы тоже вычитанные в книгах, а на самом деле просто сложившиеся в Тенькиной голове. Ляжет в постель или присядет в сквере на лавочке, и эти истории начинают копошиться, «щекочут извилины».

Истории были про всяких сказочных героев маленького роста. Про домовых, которые раньше жили в деревянных домах на берегу пруда, а потом остались бесприютными. Про красных, как губная помада, обитателей планеты Помидор. Про ожившего пластмассового солдатика – он подружился с кузнечиком Енькой (похожим на Егорку Лесова). Про летучую мышь Генриетту, которая мечтала превратиться в ласточку (и в конце концов превратилась)… Ну и что здесь особенного? Мало ли кто, когда он третьеклассник, придумывает сказки? Но дело в том, что у Теньки все эти истории крепко застревали в голове. Их герои шебуршали там, болтали, иногда спорили и мешали Теньке думать о других делах. Им было тесно. И тогда Тенька решил переселить всех этих гномов, попрыгунчиков, заблудившихся шахматных пешек, дюймовочек и оловянных рыцарей в другое место. Можно было бы просто сказать: «Идите вы от меня подальше, надоели!» Но это получилось бы нечестно: придумал, а потом валите на фиг! Он их все-таки любил, хотя порой и сердился…