Алексей Сквер - Слепень

Перед ними встала яркая картинка светловолосой красавицы заливающейся смехом с бокалом шампанского и одуряющей сексуальности в своей наготе. Точёная грудь подрагивала в такт её смеху, узкая полоска светлых волос на лобке в свете ночника выглядела маняще… девушка протянула руку в приглашающем жесте и второй отставила бокал с шампанским куда-то за поле зрения картинки… и наваждение кончилось..

«Вот такую вот я девочку просрал… да в общем. бросила и правильно сделала… я пить начал… а хуле?..жизнь считай кончена… еслиб не мать так в петлю бы полез наверно… но мать продала нашу четырёхкомнатную в центре…от отца осталась… его в Приднестровье ещё грохнули…бравый был полковник (образ высокого худощавого мужика в комуфляже с колючими светло-голубыми, какими-то холодными глазами и ощущение крепкого рукопожатия)…всё хотел чтоб я в контору подался, в ФСБ в смысле… а я назло в войска. в разведку сбежал, по мне так если воевать так воевать, а все эти поиски захваты расследования ломки пойманных и прочая секретность, ну не моё это. Ломать людей системой (брезгливость). проще убить и всё. так и не успели помириться с батей… ну да не суть..»

«Да он сумасшедший… так и знал» — мелькнуло у Михаила, Слепень даже не остановился.

«Купила тут однушку… на седьмом этаже…ушла из школы… она у меня учитель истории…и посвятила жизнь мне…слепому уёбку, скатывающемуся в дебри алкоголизма. Она стала моими глазами… постоянно разговаривала со мной…я молчал. потом говорил ей гадости… она терпела и продолжала меня спасать. Я себя тогда ненавидел… и её за эту жертвенность тоже начал ненавидеть. Вообще жалея себя можно докатиться до такой мерзости, которой в себе и не подозревал. Самое гнилое занятие на земле — это жалеть себя. Но это ещё не всё…самое хуёвое — это та жалость, которую чуешь к себе от людей… Вот ты браток меня на 9 мая поздравлял… сначала было очень приятно… ну ты без фальши так от души сказал, мол, поздравляю… а потом зачем-то руку полез жать… хуйню какую-то понёс… вот это и бесит… тебе не дают ни на минуту забыть, что ты слеп… забудешь — обязательно кто-нибудь напомнит… суки».

— Наливай что ли по третей… помянем тех кого хотелось бы видеть среди живых… третий тост святой… — продолжил Слепень уже голосом.

Михаил начал разливать. В нём начало копиться раздражение, слушать излияния, в общем-то, незнакомого слепца хотелось всё меньше.

«Потерпи…я быстро… потом — уйду…честно».

— Миша… ну чего ты… он ведь от души… «какая ж ты чёрствая сволочь!»

«У тя совсем мозгов нет… нам не его слушать, а с собой бы разобраться… дурра, ёщё и про мать наврал».

«Сам дурак… ты отвратителен! Он же совсем одинок!»

— Ребята… не ссорьтесь… сейчас это точно ни к чему… уйду хоть убейте друг друга… но давайте не при мне… я ведь чувствую гораздо сильнее и ярче чем вы… а яд чужой ненависти очень отвратительное ощущение…как запах говна…или внутренностей… (быстрая смена картинок… какой-то солдат на снегу. всё заляпано алым и тёмно-красные сгустки на руках смотрящего… раненый зажимает руками вылезающие сквозь пальцы кишки… губы что-то беззвучно шепчут… на них красная пена).. извините…вырвалось…»

«Кто это?.. о господи».

«Это первый бойчишка, которого я потерял из-за своей неопытности и элементарной беспечности… Королёв Витя… самый шебутной во взводе моём был… напоролись на засаду… я тогда только четверых вывел… блять, всего четверых из группы… пулю, кстати, в жопу получил… вот так вот.

— Ну, давайте за ребят… — Слепень накатил третью и, перевернув рюмку вверх дном с громким стуком поставил на стол… — хорош на сегодня..

«Так вот… госпиталь… врач мне сразу сказал, что глазам пиздец и видеть я никогда не буду… типа, привыкай… ещё стишок гад рассказал..

«Какая гадость…вот ведь сволочь» — возмущение Иришки было подобно взрыву гранаты… во все стороны полетели волны глухого раздражения ощущаемые почти физически. Мужики вздрогнули.

«Ира, вы… вы следите, пожалуйста, за своими эмоциями… они у вас очень сильные… если вы так эмоционально будете реагировать на все, то кого-нибудь можете ударить похлеще чем Михаил вас давеча приложил» — поморщился Слепень.

«Да и зря вы так. Он многим жизнь спас, а сам работал в дерьмовейших условиях и спал часа по два-три в сутки. Если хотите, то ему надо было десять орденов мужества давать. Да такой награды не придумано, чтобы оценить его работу. Лечить и вытаскивать с того света ребят, которых ни за что ни про что привели на бойню, осознавать бессмысленность своей работы, и продолжать работать… Я бы наверное не смог. Мне было проще… нашёл — убил и дело сделано, а он вылечил — а на завтра опять несут с более тяжёлыми ранами. Это вообще-то очень хреновая работёнка… поневоле станешь циником…