Джузеппе Д’Агата - Америка о’кей

— Кто это может быть?

— Но главное, так сказать, зачем он это делает? — недоумевает Марк.

Матфей снова водружает шляпу на голову. Боком. Так что загнутые кверху поля оказываются спереди и сзади.

— О’кей, это ужасно. Неслыханное кощунство.

О-хо-хо. И-хи-хи. Люди, потом я вам все расскажу. У, объясню.

— Тут пахнет провокацией, как пить дать, — пыхтит Марк.

— Оскорблением, — шипит Лука.

Матфей сжимает кулаки, ишь ты. Они у него явно чешутся.

— Кто-то пользуется мусором. О’кей, если это явление распространится, оно будет иметь непредвиденные последствия. Губительные. Страшно подумать, что может произойти.

— Но почему берут именно наш мусор? — не унимается Марк. — Что-то я не слышал, чтобы это происходило с другими.

— Ясно почему, — отвечает Лука. — Акция против властей. Против верхов.

Матфей вкладывает свое возмущение в смачный плевок на несколько метров.

— Это угроза для веры.

— Для производства, — подчеркивает Марк.

— Для потребления, — подхватывает Лука.

Матфей становится в боксерскую стойку. Молотит кулаками воздух — ух! эх! ух! эх!

— То, что выброшено, — священно и неприкосновенно. Война еретикам! Если бы в нашей Стране сохранились красные, которых у нас давно и в помине нет, о, мы бы по крайней мере знали, кого прижать!

Марк ходит взад-вперед. Нервы.

— Кто же это такие, так сказать?

Лука, размахивая руками, высвобождает (выпрастывает) их из-под голубой мантии.

— Будем надеяться, что еретиков пока немного. Единицы. Надо предупредить папу.

Матфей перестает боксировать (тузить) воздух, и его кулаки исчезают под мантией. Зеленой.

— Эдуарда? Бьюсь об заклад, ему все известно.

— Ему всегда все известно, — вздохнув, признает Марк. Который не прочь спрятать голову под красную мантию.

— В то время как мы никогда не знаем, что у него на уме.

Мне пришлось прижать ухо — ух! — к динамику, иначе бы я не расслышал этих слов.

Матфей высказывает догадку:

— Они с Иоанном что-то затевают.

Послушаем Марка.

— Вам, так сказать, ничего не говорит скоропалительное решение назначить Иоанна кардиналом? Да еще и — неизвестно почему — главным теологом. — Направляет палец на Матфея. — Вот ты, министр культа, как поладишь с главным теологом?

— О’кей, я все не разберу, дурак Иоанн или жулик. Только ли глас божий — или у него собственный голос есть, свои идеи?

— В любом случае, — заявляет Марк, — не нравится он мне. Так сказать.

Лука выражается определеннее:

— Матфей, ты серьезно считаешь, что проделки с нашим мусором на их совести? Эдуарда и Иоанна.

Сигара Матфея изжевана в клочья.

— Не знаю. Это тревожный сигнал, который необходимо расшифровать. О’кей. Но мы найдем виновника, и пусть не ждет пощады, кто бы он ни был. Хоть сам папа.

Читатели, друзья, эгеге!

Скоро, у, уже совсем скоро я вам все скажу. Страницу терпения.

Страницу. Исписанную?

Прежде чем разойтись, кардиналы принимают решение: выявить преступников, для чего поручить расследование (тайное) — кому бы вы думали?

У, угадали! Полковнику Энею.

Ох. («Куда девался Рикки?»)

Эх. («Что-то давненько его не видно, этого пугала».)

Ах. («Неужели умер?»)

Ух. («Будем надеяться».)

Ну. («Покойничек утрамбовывает мусор».)

Эгеге.

Ау, люди, я здесь!

Друзья, это Мария. Европейка. Ей-ей, это она. А кто же еще?

Черное шелковое платье до пят, с разрезом, открывающим ногу чуть ли не выше бедра. Ах ты!

Чулки в сеточку. У, с резинками!

Туфли из змеиной кожи. На шпильках.

Жемчужное ожерелье. Кольца с брильянтами. Золотые браслеты.

Все это она выудила — аяяй! — из мусора.

Мария явно кажется себе элегантной.

Она с хохотом гонится за мной. Ой! Я ковыляю изо всех сил, но мне от нее не уйти. У, устал, больше не могу.

Уф!

— Сумасшедшая. — Мне надо отдышаться (перевести дух). Ух, трудно говорить. — Мы ведь только что это делали!

— Давай еще разик.

— Ненасытная. У тебя одна любовь на уме. Оставь меня в покое. Пока не доконала.

Ой-ой-ой.

Умираю.

А ей хоть бы хны. Сил больше нет. (Где ты, моя скука?)

Мое желание — у! — утолено, удовлетворено, прошло, иссякло, было, да сплыло.

Мне это не нравится.

Я должен навязывать свое желание.

А получается наоборот.

То-то и оно. Нет, не-е-ет!

Знаете что? В конечном счете я вынужден пересмотреть свое отношение к женщинам нашей Страны — не только в том, как они одеваются, но и в отношении секса.

Елизавета.

Анна, ах!