Алексей Сквер - Беседы с грешниками

МАМЫ НЕТ. ДАШИ НЕТ. И ПАПЫ ТОЖЕ УЖЕ НЕТ НА СВЕТЕ.

Вику возьмет Анжелина. Больных возьмут другие врачи. Меня возьмет пустота.

Я знала это совершенно ясно. Уснула и умерла.

И очнулась в до боли знакомом больничном коридоре, настоящем, с запахом хлорки, лекарств, болезни и смерти. ОДНА. Я брожу по знакомым палатам, листаю истории болезней, осматриваю пустые тумбочки, из которых при жизни изживала Жизнь, готовлю пустую операционную к операции, которой никогда не будет. И есть палата, где лежала Дашка. А еще книжка. Дашкина неоконченная книжка. Про Ежиков и девочку Вику, с яркими веселыми картинками, лежит у меня на столе. Как закончатся приключения в сказочно-синем лесу? Кто теперь ответит?

Звенящая колючая пустота и одиночество. Навсегда. Навечно. Нет зеркал и я не вижу даже своего лица. Нет звуков. Нет света. И только лежит на столе кусочек Дашкиного сердца. Для девочки, которую она любила больше всех на свете.

Иногда ночью я слышу шаркающие шаги в коридоре. Выбегаю и попадаю в пустоту.

МАМЫ НЕТ. ДАШИ НЕТ. ПАПЫ НЕТ. И МЕНЯ УЖЕ НЕТ.

Однажды босиком в холодном пустом коридоре я крикнула: «Прости меня, мама!» И даже эхо не откликнулось мне.

Во сне я не вижу людей. Пустота сожрала даже мои сны.

А мама простила бы. И Даша. И папа. И, может быть, Вика. А я сама не могу. Из черной дыры не выбраться. Самое страшное наказание для меня — я сама. Потому что я и есть — ПУСТОТА.

Мне пора.

Полина поднялась.

— Спасибо Вам, Артур.

— За что?

— За то, что Вы есть. Человек или существо неважно, на некоторое время Вы избавили меня от одиночества. И, может быть, Вы увидите их. Маму, Дашку, Папу. Скажите, Полина хотела попрощаться. В жизни у меня это не получилось. Скажите, я их люблю. И Вы, Артур, прощайте….

Я протянул руку, чтобы коснуться ее, но поймал только ветер. Ветер там, где только что она стояла. Моя равнодушная грешница. Пленница пустоты.

В воздухе неожиданно потянуло запахом тлена и меня слегка замутило. Запах усилился, превращаясь в смрад, и вдруг неожиданно исчез. Земля с противным чавканьем разверзлась, и рядом со мной появился мой очередной собеседник. Худощавый человек в хорошем костюме и элегантных начищенных туфлях. Он быстро подошел к лавке, коротко взглянул на меня и сел. Не дожидаясь вопросов, глядя прямо перед собой в пустоту, он заговорил:

— Вам когда-нибудь приходилось взвешивать в уме свои будущие действия, просчитывать, обдумывать, что будет дальше? Не просто, что будет, а что будет со мной? Каково мне будет? Это врожденный рефлекс нормального человека, умного и осторожного — в словах собеседника звучала непреклонная уверенность в своей правоте — Я всегда считал себя таким, может быть более рациональным, чем другие. Но ведь это только плюс. Я не высовывался, считал мнение большинства для себя за правило, ведь не может быть, что бы столько людей ошибалось одновременно. Я не перечил начальству — ведь бессмысленно идти против тех, кто сильнее и опытнее тебя. Кроме того, меня всегда учили, что старшие знают больше и лучше решат, как поступить. Только не надо упрекать меня в трусости, я не такой, я просто не люблю усложнять очевидные вещи. Раз так принято, так должно быть. Высшее благо для человека это спокойствие завтрашнего дня. Эта мысль всегда была моим девизом. Предательство — это когда ты продаешь кого-нибудь, например на войне — это предательство. А я своей вины не вижу. Кого я предал, кого я продал? Ну ответьте же мне? Что за дикость тыкать в лицо такими чудовищными обвинениями? Кто позволил такое? За что? — уверенный в себе, холеный господинчик неожиданно потерял весь свой лоск и несокрушимую непоколебимость. По лицу пошли красные пятна, брызги слюны разлетались вокруг. Руки до этого небрежно игравшие с хорошей зажигалкой «Zippo» с яростью рассекали воздух.

Глядя на него, я всерьез забеспокоился. Бесноватый он что ли? Я уже многое слышал здесь, на моей лавке. Были мольбы, угрозы, причитания… Почти смертные грехи доводили моих собеседников до исступления, хотя при жизни особо их не беспокоили.

Запал моего собеседника схлынул так же неожиданно, как и возник. Тяжело сопя, он вынул из кармана белоснежный платок, промокнул лоб, уголки губ, отточенным движением поправил волосы.

— Так что Вы можете мне рассказать? — я раскрыл блокнот и приготовился записывать.