Наталия Новаш - И я там был..., Катамаран «Беглец»

— Это отчего?

— Хипповать я решил, Серега. Осенью в Таллинне будет рок-фестиваль, я пешим ходом туда похиляю.

Отчаливаю, так сказать, от родных берегов. Месяца за два доберусь.

— Ну давай-давай, — сказал я, не зная, как отнестись к его планам, и прибавил: — Ты, случайно, Ольку не видел?

— Она в начале сентября собиралась вернуться, — ответил Бориска, — а может, уже вернулась — не, не видел я ее.

— Спасибо за информацию, — я положил ладонь на колено Бориски. — Будешь уходить, загляни ко мне — попрощаемся.

— Если предки будут спрашивать — ты ничего не знаешь.

— Само собой.

— Я им открытки буду посылать — чтоб через милицию розыск не объявили.

— Разумно, — я встал, сказал: «Покеда», — мы пожали друг другу руки и разошлись.

Я направил стопы в сторону площади, откуда доносились марши духового оркестра. Шла репетиция праздника 1 сентября. Шеренги мальчиков и девочек то приседали, то вставали, синхронно взмахивали руками и вдруг перебегали с места на место, повинуясь взмахам флажка в руке худощавого паренька на трибуне. Я вовсе не собирался отрывать Фариза от дел (в прошлом году Фариз закончил культпросветучилище и теперь занимался организацией массовых праздников в поселке) и хотел по кромке обойти площадь, но массовик окликнул меня. Когда я взошел по ступеням на задрапированную кумачом трибуну, Фариз взмахнул флажком и спросил:

— Григорий Тимофеевич-паша видел? Я отрицательно покачал головой.

— Жал, — опечалился Фариз.

— А зачем он тебе?

— Праздник вдвоем сделаем. Один тяжело.

— Понятно. Если я его увижу, обязательно передам.

— Слушай, передай, что я его очень жду.

Я постоял на трибуне, оглядывая панораму площади, и потом спустился.

Войдя в подъезд, я вновь заглянул в почтовый ящик, но ничего там не обнаружил. В голове моей за время прогулки сложился перечень дел, которыми совершенно необходимо было заняться, из них самым неотложным являлась уборка. Вытряс половики, вымыл полы тремя водами, протер пыль; все это отняло час, и немного погодя с заметно приподнятым настроением взялся приготавливать ужин. Я помешивал ложечкой клокочущий бульон и думал об удивительности и необычности моего положения, в которое поставило меня знание величайшей тайны, но не меньше удивляло мое спокойное отношение к происшедшему. Вместе с тем я был уже не тот, чем, скажем, неделей раньше. Мы пытаемся в соответствии со своими идеальными представлениями изменить этот мир, не замечая того, что сами скорее меняемся под его влиянием. Мы говорим — возраст, подразумевая под этим и кое-какой житейский и духовный опыт, но ведь все это вместе взятое есть констатация и отражение длительности, но отнюдь не интенсивности воздействия внешнего мира. Вот и я в последние дни столкнулся с таким, что, может быть, составляет пик моего опыта и уже никогда не повторится, оставшись ярким мазком на равнотонной панораме прожитого. Тут я представил, сколь захватывающе увлекательна и стремительна их жизнь, сопряженная с неизвестностью и прелестью открытий, и вдруг страшно позавидовал им и пожалел себя. Но эти чувства были мимолетны, вспорхнули и исчезли, точно легкокрылые птахи… Перед тем как лечь в постель, я написал письмо родителям, запечатал его в конверт, затем зажег торшер, взял с прикроватной тумбочки книгу, накрылся до подбородка верблюжьим одеялом (тем самым, из которого некогда Григорий Тимофеевич намеревался сотворить парус) и читал допоздна, все более рассеянно, пока не заснул, позабыв выключить торшер.

…Не знаю, как я услыхал этот тишайший стук в дверь. Наверное, сон мой был не крепок, тревожимый матовым разлитым по комнате полусветом торшера. Кто-то деликатно, но настойчиво продолжал постукивать костяшками пальцев по внешней стороне двери.

— Сейчас, — пробормотал я, отыскивая шлепанцы.

Подойдя к двери, я спросил:

— Кто там?

— Это я, Серега, — ответил голос капитана. Я включил свет в прихожей и отворил.

— Припозднились вы, Григорий Тимофеевич.

— Ты спал, что ли? — удивленно спросил учитель, переступив порог. — А я иду, гляжу — свет у тебя горит, дай, думаю, загляну.

— Кушать будете? — спросил я безо всякого выражения, так как появление долгожданного гостя почему-то не вызвало у меня в душе никаких чувств.

— Пожалуй, не откажусь. А что у тебя есть?

— Сыр, помидоры, сметана, зелень, — взялся перечислять я.

— Давай сыр и помидоры. А пиво есть?

— Нету.

— Ладно, обойдемся.