Татьяна Кигим - Кузнецовая дочка

— Доктор, доктор! — метнулась к Бренару какая-то женщина, видимо мать. Она говорила почти чисто; возможно, раньше жила в лучших условиях, или была учительницей одной из расформированных школ. — Он заболел только вчера, и у нас много лекарств!

Бренар осторожно отстранил женщину и наклонился к больному. Да, если дать ему курс современных антибиотиков…

— Мы можем лечиться, — таясь, шептала женщина. — Мы купили лекарства у контрабандистов, хорошие лекарства, настоящие лекарства, не смотрите, что здесь пахнет патсой — это на всякий случай, клянусь! Вот, я вам покажу…

Бренар смотрел, как мать достала из тайника россыпь цветных упаковок. Бедная женщина, не понимает, что Бренар обязан доложить о контрабанде, отправить ее в камеру, если еще не больна, а сын… Черт, его ведь можно вылечить. Но инструкции…

— Пока вы еще не заразились, я реко…

Она рухнула на колени и обхватила ноги Бренара.

— Я прошу вас, прошу… Мы бы сами, но Сабато, он в ссоре с моим сыном: он предал, он злой, ябеда, подлец! Иуда Сабато! Прошу вас, дайте нам шанс… Мой сын сильный, он выздоровеет, вот честное слово, выздоровеет — доктор, будьте милосердны! — полукрик несчастной был невыносим, и Бренар в ужасе попытался рвануться из дома — но женщина вцепилась крепко и не отпускала. — Придите через три дня, доктор, и вы увидите, что он поправился! Дайте шанс, у нас же есть лекарства!

Бросившись к тайнику, женщина извлекла какой-то сверток, на фанерный пол посыпались монеты — здесь электронный расчет был не в ходу. Подбирая, она пыталась всунуть их в руку Бренара. Бренар дрожащими руками отводил ладони женщины, но она совала деньги с сумасшедшей настойчивостью. Рванула платье, вывалилась тощая грудь и несколько бумажек. Станислав закрыл глаза, глубоко вздохнул несколько раз, потом обернулся и взглянул на больного. Действительно, трех дней с контрабандными лекарствами хватит. Но инструкции! Женщина совала в руки купюры. Сжав руки в кулаки и спрятав их за спину, Станислав мычал что-то невразумительное. Парень стонал. В углу, за занавеской шебуршился кто-то.

Сглотнув, Бренар взглянул на мать, потом на сына, потом снова на мать. За занавеской заплакал ребенок. Станиславу показалось, что малышу зажимают рот.

— У вас достаточно лекарств? — строго спросил он, наконец решившись.

— Да, доктор! — женщина бросилась вытряхивать к его ногам все богатство: мелкие купюры и упаковки инъекций.

— Ладно, — Бренар кивнул. — Смотрите, не попадитесь другой смене.

Выходя из дома, он махнул рукой ожидающему Сабато с дружками. Кривая ухмылка расплывалась по роже мерзавца. А ведь он же сам завтра может оказаться живым на костре Гиппократа…

— Это простая простуда! — крикнул Бренар, и, развернувшись, резко черкнул на дверях круг.

Чувствовал он себя Фатимой, спасающей дом Али-Бабы.

Мария торопливо глотала мясо, не заботясь о приличиях. С хлопотами она забыла, когда ела в последний раз. А спала она, вроде, вчера. Или позавчера.

Сезар говорил об отлове крыс, о том, что король запретил сжигать дома больных, но соседи не слушают. Мари, глотая, кивала. Сезар налил в кубок вина — в комнате они были одни. Мария знала, что слуги ее сторонятся, но этот странный инквизитор ее не оставлял.

— Только сама не болей, — сказал он однажды, прикрывая ее одеялом, когда Мари прилегла на кровать, не раздеваясь. — А то где мы еще святых найдем.

Желающих ходить по чумным домам действительно недоставало. Да еще этот голос мешал больше всех, советуя остановиться, поберечься — когда она поила больных настойками целебных трав, подавала воды, вытирала пот со лба. Вот только святой ее никто не считал.

— Че не мрет? Все мрут, а она не мрет. Ведьма, никак, — раздавалось вслед.

Выживало мало: один из трех, не считая тех, кто все-таки попадал в огонь. И говорили: вот ведьма, того спасла, а моего убила! Выживших не считали, а мертвых записывали на нее.

Но дело двигалось, и город оживал. Потница уходила. Вот только на ногах не проходили кровавые мозоли, и на скуле подживала ссадина от камня.

Глотая еду, Мари пыталась сообразить, сможет ли она добраться до постели, или лечь спать прямо на полу. Мысли плыли, и внезапно из полудремы Мари вырвал звонкий молодой голос. Знакомый голос! Дорогой голос!

Золотоволосый рыцарь весело смотрел на девушку. С Мари разом слетела дремота, дыхание перехватило. Он! Разом нахлынули воспоминания, неумелые движения, «Боже, у меня ничего не получится!», кровь, много крови, волнение, ругань голоса, но он живой, и наконечник стрелы извлечен, и рана промыта… Так вот кто, сообразила Мари, рассказал обо мне Сезару!