— …Я так чувствую, — просто пожал плечами Радзевич.
— А если все роли уже разобраны? — появилось еще одно заинтересованное лицо, уж не помню чье, не разглядел толком.
— Зачем же так буквально? — вздохнул Радзевич и выдохнул облако. — Это же не Малый Театр, в самом деле…
Я завидую Радзевичу: он не успел разочароваться в своей простой и ясной логике, она помогла ему сыграть выбранную роль честно — и до конца.
— Тут-то и разгадка, — трескуче выговорил полковник Чагин. — Представьте себе на нашем месте большевиков, пролетариев. Что б они тут делали? Жрали бы да отстреливались. И все. Может, еще про баб в переменке вспоминали. А у нас Малые Театры в мозгах. Потому и бьют.
Полминуты ушло на паузу, огонь приплясывал, взмывали оранжевые нитки искр.
— В сущности, мы всегда очень плохо думали о своем народе, — глухо добавил Радзевич. — Все, действительно, вполне логично.
Я ожидал после его реплики плохого, неуместных гневных «благородств», но, слава Богу, ошибся. Обошлось, треск костра заполнил новую паузу, и только Щуплов, осторожно оглядевшись, палкой поворошил головни, лица заблестели, кто-то сплюнул в сторону, кто-то бросил из-под низких бровей на Радзевича угольки воспаленного взгляда. Чагин вовсе ни словом, ни жестом, ни вздохом не ответил — на удивление, тихо обошлось.
Еще один день мы старательно тянули дорожку следов по снежному глобусу — в сторону запада — эдакую кривоватую широту. Путь стал трудней. Версту, вероятно, двадцатую в тот день мы уже из последних сил волочили на какую-то неясно очерченную гору и с той горы увидели внизу небольшое селение.
Издали оно показалось совсем негостеприимным, покинутым — без окон и дымов. Мы перевели дух, попереглядывались и стряхнули с усов и воротников густой иней.
— Спущусь, взгляну, — бесстрашно и беспечно сказал Радзевич и окинул взглядом склон, выбирая, где лучше спускаться.
— Вашбродь, — хмуро подал голос солдат Щуплов, — вам-то не стоит. Не с руки. — И повернувшись к полковнику, окутался клубом пара. — Ваше высокоблагородие, дозвольте мне. Я места здешние знаю.
— Иди, Щуплов, — кивнул полковник. — Не стучись сразу, погляди.
— Известное дело, ваше высокоблагородие… — Щуплов как будто растерялся на мгновение и, улыбнувшись вверх, в небо, закончил: — Не поминайте лихом, коли уж…
— С Богом! — твердо сказал полковник.
Щуплов повернулся, перекрестился и пошел.
Он двинулся не сразу вниз, а долгой петлей скрытно обходил жилье и появился на противоположном краю котловины.
— Охотник! — одобрительно буркнул Чагин.
Щуплов спустился и снова пропал из виду. Мы напружились.
Минуло еще четверть часа в стеклянной тишине прежде, чем наступила развязка. Мы снова увидели с нашего высока маленького Щуплова: он прытко убегал от домов к прозрачному и тонкому леску, не к нам — никуда. Он перемахнул через изгородь и стал размашисто, прыгуче одолевать глубокую, вечерне-голубую поляну — и вдруг на миг оцепенел. Воздушный снаряд выстрела наконец долетел до нас, раздвоился эхом. Солдат Щуплов упал назад, навзничь, выдержав удар пули в спину. Потом мы увидели несколько фигур — черных и серых, — которые двинулись неторопливо от домов к тому месту, где остался Щуплов. Впереди всех — совсем черный, высокий. Он шел широченным петровским шагом, за ним еще трое в шинелях… немногим погодя из домов появилось еще полдюжины в овчинных полушубках, эти следом не пошли.
Четверка мерно приближалась к бесформенному пятну в снегу, которое только что было живым солдатом Щупловым.
— От, суки! — Один из наших рядовых хряскнул затвором, вскинул винтовку к плечу.
— Ат-ставить, Городулин! — шепотом гаркнул Чагин и тут же уперся взглядом в Радзевича. — Подпоручик, в Харбине поставьте свечку за упокой рядового. Хоть имя помните?
— Василий, как будто… — не выдыхая, проговорил Радзевич.
— Теперь уж точно не «как будто», — кивнул Чагин. — Вас подменил на том свете… И от нас отвел. Пока что. Отходим живо!
— Господин полковник! Аристарх Иванович, справимся же! — покрывшись краской взмолился Радзевич.
А я только сейчас узнал, что полковник — тезка моего отца.
— Красиво умирать надо было раньше, подпоручик, — беззлобно отрезал полковник. — На глазах у дам. А теперь всем — «дорога на Дунфанхун». Вам приказ ясен?
— Так точно, господин полковник, — отступил, поник, остыл и побледнел подпоручик Радзевич, еще мгновение назад розовощекий и энергичный.
Читать дальше