Дмитрий Лычковский - Когда был Ленин мумией

Маруся меж тем подбавила жару. Отойдя к стене и развернувшись спиной к саркофагу, она пошла на Ильича задом, вихляя в такт ритмичных движениий рук. Ильича обдало краской, совсем как от укусной кислоты, которой его протирали дважды в неделю. Зад нарастал. Все больше деталей можно было увидеть под нелепо задравшимся зеленым халатиком. Уборщица остановилась перевести дух. Утерла лоб, подняла юбку — это был почти стриптиз — подтянула обеими руками голубые байковые штаны с начесом. «Даст ист фантастиш!» — сказал про себя Ильич, всегда предпочитавший в момент плотских утех язык Гете. И понял, что увлекся.

Решив немного успокоиться, Ильич прикрыл глаза. Но перед ними стоял все тот же зад — как живой. Упругий, ярко-голубой, похожий на два огромных глобуса, перетянутых по меридиану глубоко врезавшейся резинкой. Вспомнилась Кубочка, потом Арманд, Наденька, почему-то Зиновьев, несовершеннолетняя эссерка навещавшая его в Шушенском, опять Арманд. Он лежал томясь и мучительно пытался вспомнить запах женщины…

И тут из приемника раздалось нечто такое страшное, что смысл его не сразу достиг ленинского сознания.

— Согласно опросу, проведенному Всероссийским центром изучения общественного мнения, — бесстрастно сообщил мужской голос, — уже 48 процентов россиян полагают, что тело Владимира Ильича Ленина должно быть вынесено из мавзолея и предано земле…

Зад исчез. Вслед за ним упорхнул куда-то и призрак Арманд. У Ильича все опустилось.

— Еще 37 процентов респондентов, — продолжал беспощадный голос, — не видят в захоронении ничего плохого. И лишь 22 процента опрошенных считают, что тело Ленина находится по праву там, где оно хранится сейчас.

По лицу Ильича заструился формалиновый пот. Столь обильно, что со стороны могло показаться, будто желтоватое лицо вождя залито слезами. «Не верю!» — хотел прокричать Ильич бессмертную фразу Станиславского, и прокричал бы, кабы не проклятые нитки.

— Таким образом, за последние шесть лет число тех, кто спокойно отнесся бы к перезахоронению Ленина, выросло, а доля тех, кто против такого решения, ощутимо снизилась, — заключил голос. — Категорически против перезахоронения готовы протестовать всего 9 процентов россиян.

Мозг Ильича лихорадочно заработал. Девять процентов. Девять! Партия большевиков в свое время не могла похвастать и этими цифрами. Нет, отчаиваться рано. Он уйдет на нелегальное положение. Он будет бороться. Он поднимет массы… Но как?!

А из приемника неслось что-то уже совсем непотребное.

— Возможно, вопрос о перезахоронении будет вынесен на всероссийский референдум. Число сторонников такого референдума, по данным ВЦИОМ… — Ильич определенно слышал фамилию этого товарища впервые, — растет ежегодно. Но в целом отношение к предложению о скорейшем перезахоронении тела Ленина оценивается абсолютным большинством российских граждан как умеренно-позитивное.

— Умеренно-позитивное! — мысленно взвыл Ильич. — Не зря я предупреждал, что русский человек — рохля, тютя, что каша у нас, а не диктатура. Что делать? Как лежать дальше? Ильич был в смятении. Как сохраниться в новых реалиях, а, главное, на кого опереться? Неужели партия настолько прогнила, что позволит превратить его тело в перегной!

— В случае попытки перезахоронения тела Ленина коммунисты намерены провести массовые акции протеста, — неожиданно успокоило его радио. — Об этом на пресс-конференции в Москве заявил лидер КПРФ Генадий Зюганов.

Слава Марксу! — возликовал Ильич. Есть еще стойкие товарищи. Радио хрюкнуло и из него раздался трубный, как у морского льва в период спаривания, голос товарища Зюганова. Он был настроен решительно:

— Если власть допустит такое кощунственное действие, мы организуем по всей стране акции неповиновения и не допустим этой свистопляски.

— Правильно, товарищ! — мысленно взмычал Ильич. И не стесняйтесь в средствах! Прочь интеллигентскую щепетильность! Тело Ленина в опасности!!! Товарища ВЦИОМА повесить! Причем публично, чтоб народ видел. Остальных — к стенке. Расстрелять как бешеных собак.

От фантомного сердца немного отлегло. И тут же снова навалилось.

— Сначала власти отменили 7 ноября, — гундосил неведомый Зюганов. — Потом срезали серп и молот с нашего знамени. Теперь из похорон Деникина решили устроить раскопки на Красной площади…

Ильич понял что сходит с ума. Все это не укладывалось в голове. Куда делся серп и молот, символ нерушимого союза рабочих и крестьян? И, наконец, какие похороны Деникина? Он что, все это время был жив?!!