— По сути дела, легенд, связанных с лисами, существует немало. Не меньше, чем о волках. Просто волки сами по себе внушают куда больший страх, поэтому всякая «нечисть», связанная с ними, врезается в память намного прочней. Волков-оборотней называют «вервольфами», а лис-оборотней — «кунэце»… Но стоит ли так усложнять ситуацию? У нас имеется довольно полная картина этого дела. Мы знаем всех «действующих лиц», можем предположить всю историю, связанную с купцом Стаховым, книгой и охраняющими её демонами… А откуда взялись кунэце? Им нет места в этом деле.
— Не знаю, — признался я. — Но мне они очень не понравились… Но пока нет фактов, не будем обсуждать этот эпизод, ни к чему конкретному это все равно не приведет, а убеждать тебя у меня уже просто не хватает терпения… Что ты можешь сказать о сестрах Пархоменко?
— Стыдно вспоминать, но я там говорил куда больше, чем слушал. Так уж получилось, что вопросы задавали они, а я отвечал. Они не сказали ничего конкретного, а я выложил всё, что знал. Такое странное ощущение было, словно я немного опьянел… Бывают минуты, когда человек словно теряет над собой контроль. Раньше это состояние называли «платком Геры». Читал легенды о подвигах Геракла? Его люто ненавидела жена Зевса и, чтоб свести со света, набросила ему на голову свой платок, затмевающий рассудок. В приступе безумной ярости Геракл убил свою жену и детей, приняв их за чудовищ. Именно в искупление этих грехов он и должен был совершить свои знаменитые двенадцать подвигов. Не слышал?.. Немудрено, художественные редакторы и критики тех времен вырезали этот эпизод из всех греческих легенд. Вот и у меня было такое ощущение, словно кто-то набросил мне на голову такой же платок. Болтал, как деревенская кумушка. Когда вышел от них и восстановил в памяти весь разговор, даже сам удивился. Может быть, в их жилах и осталась кровь их прадеда-колдуна. Во всяком случае, несколько книг с «мистическим уклоном» у них в комнате я заметил…
— Интересно, — пробормотал я. — Когда я разговаривал с Михайловой, у меня было точно такое же ощущение. И я тоже видел в её комнате некоторые «занимательные» книги… Да, совсем не исключено, что они обладают даром гипнотизма. Но мне показалось, что они не слишком ладят между собой…
— Это точно, — подтвердил Петров. — Когда они говорили по телефону, их ссора была слышна даже из соседней комнаты. Да и отзывались они о своей родственнице немногим лучше, чем о коммунистах.
— И вот что ещё, — припомнил я. — Когда я сказал, что ты поехал к Пархоменко, по-моему, она испугалась. Причём испугалась за тебя. Заставила меня позвонить в отдел и выяснить, не вернулся ли ты. А когда узнала, что не вернулся, — позвонила сёстрам.
— У пенсионеров свои причуды, — отмахнулся Петров. — Значит, ты полагаешь, что мне стоит вызвать в помощь парочку ребят из нашего московского отдела и засесть на эту ночь на кладбище?
— Я полагаю, что тебе нужно вытащить меня из этой больницы, а в засаде мы и вдвоём неплохо посидим. Только где? Кладбище большое. Можно целую ночь по нему бродить и ни разу не повстречаться… А они себя выставлять напоказ не станут.
— Может, это и к лучшему… Не люблю я подобные моменты. Расшифровывать тайнописи, изучать явления, ломать голову над загадками природы — пожалуйста, а вот драки и погони… Я — человек мирный, и только в самом крайнем случае, если прижмет… А сейчас, как мне кажется, особой нужды нет…
— Как нет?! А Кирсанов?! Мы ещё не видели его мёртвым.
— Вероятность того, что он жив — ноль целых, ноль десятых… Да и ты в таком состоянии, что краше в гроб кладут… Лучше я вызову ребят из нашего отдела.
— Я всё равно пойду, — твердо сказал я. — Только нужно домой заскочить, переодеться, да и обойму с серебряными пулями не мешает захватить. Который сейчас час?
— Три часа дня.
— Это я столько времени здесь провалялся?! Принеси мне одежду. У нас остается не очень много времени. На кладбище нужно прибыть часа за два-три до полуночи.
— Чуть не забыл! — хлопнул себя по лбу Петров. — Тебя же какая-то знакомая в коридоре дожидается. Красивая такая, зеленоглазая, с роскошными рыжими волосами… Вернее, золотистыми, но… но с «рыжинкой»…
— Это же Михайлова… Что ж ты молчал?! Битый час мне о какой-то ерунде толкуешь, а самого главного и не сказал!.. Эх ты, профессор-теоретик! Об этом надо было говорить в первую очередь!
— Михайлова?! — удивился он. — Я думал, что Михайловой лет девяносто… Н-н-да, ошибся я, отправляясь во Всеволожск, надо было тебя туда посылать…
Читать дальше