Джеймс Морроу - Библейские истории для взрослых

Но тут доктор Бореалис заявил, что сможет, как он выразился, сделать матку Полли «более восприимчивой для репродукции», и мы воспрянули духом. Он прописал вагинальные суппозитории, капсулы прогестерона в оболочке масла какао. Вы храните их в холодильнике, но вот вы готовы использовать одну из них, и она тает во влагалище вашей жены, как драже «ММ» во рту. В тот же месяц мы забеременели.

И вот от радости мы не чуем земли под ногами. Все вспоминаем первый год жизни нашего сынишки, первые минуты после его рождения, то ощущение восторга от того, что просто решились, задумали и сделали, черт возьми.

Пришло время исследования околоплодной жидкости. Началось с того, что техник УЗИ показал живот Полли на мониторе, чтобы доктор Бореалис мог вести свой шприц прицельно и быть уверенным, что не проткнул плод. Мне нравился Бореалис. Он напоминал мне то полотно Нормана Рокуэлла, на котором внимательный пожилой деревенский доктор, этакий толстый коротышка, выслушивает стетоскопом куклу маленькой девочки.

Мы с Полли ждали девочку.

Как ни странно, плод никак не попадал в фокус. Или, если это он был в фокусе, то на плод он похож не был, это уж точно. Я был ужасно рад, что Полли не видела изображения на экране.

— Сбой в аппаратуре? — предположил техник УЗИ, напряженный и неулыбчивый юноша по имени Лео.

— Не думаю, — растерянно пробормотал Бореалис.

В баскетбольной команде «Ниттанийские львы» Пенсильванского колледжа я был центровым, и, черт меня возьми, наш ребенок сильно напоминал баскетбольный мяч.

Или, возможно, футбольный.

— Как она? — поинтересовалась Полли.

— Вроде круглая, — ответил я.

— Круглая, Бен? Что ты имеешь в виду?

— Круглая, — повторил я.

Лоб Бореалиса наморщился, покрылся такими глубокими бороздами, что хоть кукурузу сажай.

— Не нервничай, Полли. И ты тоже, Бен. Если это опухоль, она, вероятно, доброкачественная.

— Круглая? — переспросила Полли.

— Круглая, — подтвердил я.

— Так или иначе, будем брать пробу, — обратился доктор к технику Лео. — Возможно, в лаборатории смогут найти объяснение.

Ну вот, Бореалис сделал Полли местную анестезию, затем ввел шприц, и на телевизоре появилась игла, тыкавшаяся вокруг нашего плода, подобно щупу, который пытаются всунуть в движок «шевроле». Словно это было самое обычное исследование околоплодной жидкости, доктор осторожно проколол плодный пузырь, хотя чувствовалось, что он не примирился с ситуацией, да и я выглядел довольно жалко.

— Круглый? — снова переспросила Полли.

— Верно, — подтвердил я.

Чуть позже, когда я собирал в саду джонатан — бывшему баскетбольному центровому не нужна стремянка, — Аса, наш одиннадцатилетний рыжеволосый викинг, подбежал ко мне и сказал, что звонит Бореалис.

— Мама спит, — объяснил сынишка. — От лекарств всегда такой усталый, да?

До кухни я летел пулей. Схватив трубку, я засыпал доктора вопросами: «Все ли в порядке с Полли?», «Что это, беременность?», «Планируется ли операция in utero [3] In utero (лат.). — внутриутробно, внутриматочно. , чтобы исправить положение?»

— Во-первых, — прервал меня Бореалис, — СА-125 [4] СА-125 — показатель раковых клеток. у Полли всего девять, так что это, вероятно, не злокачественное.

— Слава богу.

— И хромосомный показатель в норме — сорок шесть, насколько помню. Удивительно, что у нее вообще есть хромосомы.

— У нее? Это она?

— Мы хотели бы еще раз посмотреть на УЗИ.

— Это она?

— Конечно, Бен. Две Х-хромосомы.

— Зенобия.

— Если у нас будет девочка, мы дадим ей имя «Зенобия».

Так что мы снова отправились в гинекологическое отделение Ваалсбурга. Бореалис вызвал троих друзей из университета: Гордона Хашигана, бодрого старикашку, заведовавшего кафедрой медицинской антропологии в университете Раймонда Дарта; Сюзан Крофт, шепелявую специалистку по генетике с суровым лицом, и Абнера Логоса, худощавого эпидемиолога с бородкой а-ля Мефистофель, который каким-то образом находил время работать еще председателем совета по общественному здравоохранению Центрального округа. Полли и я вспомнили, что голосовали против него.

Техник Лео уложил Полли на кушетку, подключил свой аппарат и нащелкал больше снимков, чем делает многодетная японская семья при посещении Диснейленда, а затем все три профессора с серьезным видом склонились над распечатками, что-то тихонько бормоча друг другу, почти не разжимая тонких, плотно сжатых губ. Через десять минут они позвали Бореалиса.