Энтони Берджесс - Вожделеющее семя

Доктор Ачесон снова потрепал Беатрису-Джоанну по плечу, а затем чуть хлопнул легонько напоследок: «Ну, а теперь простите меня…»

– Никогда, – проговорила Беатриса-Джоанна. – Я никогда не прощу вас. Никого не прощу.

– Всего хорошего, миссис Фокс.

Мисс Хершхорн включила маленькое речевое устрой ство; идиотский искусственный голос принялся декламировать расписание встреч доктора Ачесона на вторую половину дня. Сам Ачесон бесцеремонно повернулся к Беатрисе-Джоанне толстым задом: Все было ясно: сын ее скоро превратится в пятиокись фосфора, а вот она – просто хнычущая и всем мешающая зануда.

Беатриса-Джоанна высоко подняла голову и промаршировала в коридор, а затем к лифту. Она была красивой женщиной двадцати девяти лет, красивой по-старому, а не так, как теперь требовали приличия от женщин ее круга. Прямое, лишенное элегантности черное платье без талии не могло скрыть ни тяжеловатого изящества ее бедер, ни прелестной линии живота. Волосы цвета сидра Беатриса-Джоанна носила по моде: прямые и с челкой, лицо было припудрено обычной белой пудрой, духами от нее не пахло (духи предназначались только для мужчин). И все же, несмотря на горе и вызванную этим бледность, казалось, что она так и пышет здоровьем и угрожающе предрасположена к плодовитости, что ныне подлежало строгому осуждению. Было в Беатрисе-Джоанне что-то атавистическое, вот и сейчас она инстинктивно содрогнулась при виде двух женщин-рентгенологов в белых халатах, вышедших из своего отделения в другом конце коридора. Они медленно направлялись к лифту, глядя друг на друга и влюбленно улыбаясь, пальцы рук были переплетены.

Теперь такое поощрялось, лишь бы избежать естественных последствий общения полов. Вся страна была залеплена кричащими плакатами Министерства бесплодия, изображавшими (по странной иронии, в ярких «детских» цветах) обнимающиеся парочки одного пола. Плакаты были снабжены надписью: «Быть Homo – Sapiens». В Институте гомосексуализма даже работали вечерние курсы.

Входя в лифт, Беатриса-Джоанна с отвращением посмотрела на обнимающуюся и хихикающую пару. Эти две женщины, обе кавказского типа, классически дополняли друг друга: пушистая кошечка и коренастая лягушка-бык. Почувствовав тошноту, Беатриса-Джоанна повернулась спиной к целующимся.

На пятнадцатом этаже в лифт вошел франтоватый молодой человек с толстыми ляжками, одетый в хороший сшитый пиджак без лацканов, обтягивающие брюки ниже колен и цветастую рубашку с воротником стойкой. Он бросил полный отвращения взгляд на двух любовников и раздраженно передернул плечами, выражая равное отвращение к полной женственности Беатрисе– Джоанне. Быстрыми привычными движениями франт начал краситься, жеманно улыбаясь своему отражению в зеркале лифта, когда помада касалась его губ. Влюбленные хихикали то ли над ним, то ли над Беатрисой-Джоанной. «Что за мир?» – подумала она, когда лифт тронулся вниз. Однако, разглядев исподтишка молодого человека более пристально, Беатриса– Джоанна подумала, что, возможно, это всего лишь ловкое прикрытие. Может быть, он, как и ее деверь Дерек, ее любовник Дерек, непрерывно играет на публике какую-то роль, и его положение, возможность продвижения по службе зависят от этой огромной лжи. Но Беатриса-Джоанна не могла не подумать снова (ей часто приходила в голову эта мысль), что в человеке, который так себя ведет, есть, должно быть, что– то изначально порочное. Сама она – в этом она была уверена – никогда не смогла бы притворяться, никогда не смогла бы пройти через жидкое дерьмо извращенной любви, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Мир сошел с ума. Чем все это кончится?

Лифт достиг первого этажа, Беатриса-Джоанна сунула сумочку под мышку и снова высоко подняла голову, приготовившись храбро нырнуть в этот сумасшедший мир. По какой-то причине створки дверей лифта не открылись. («Приехали», – нетерпеливо тряся двери, пробормотал толстозадый франт.) В этот момент инстинктивного страха быть пойманной в ловушку больное воображение Беатрисы-Джоанны превратило кабину лифта в желтый гроб, полный будущей пятиокиси фосфора.

– О, – всхлипнула она тихо, – бедный мой маленький мальчик.

– Натурально застряли, – прочирикал в ответ на ее всхлипывания юный денди, сверкая цикламеновой помадой.

Створки двери лифта расцепились и разошлись в стороны. Плакат на стене вестибюля изображал двух обнимающихся друзей мужского пола. Надпись гласила: «Возлюби ближнего своего». Подруги-любовницы захихикали, глядя на Беатрису-Джоанну.