Array Коллектив авторов - Классициум (сборник)

Зачем? Затем, что мой труд практически закончен, а как попало щелкать по клавишам я не желаю. Написать фантастический рассказ? Не вижу смысла. Значит, остается только рассказывать историю. Не ту, последнюю, которую я закончил более ста лет назад, для того чтобы дальше заниматься лишь поисками путей создания идеального текста, а эту, не придуманную, пока не имеющую конца.

И еще одну вещь следует сказать, прежде чем я продолжу описание нашего путешествия. Вот сейчас я осознал ее, как мне кажется, более или менее четко. То, насколько я уже не принадлежу этому миру. Десятки лет, проведенных на собственном острове, в построенном по собственному проекту замке, в обществе всего нескольких слуг, сделали мою адаптацию к окружающему миру невозможной. В нем слишком многое изменилось.

А раз так, то следует ли пытаться узнать, как называется машина, усеянная разноцветными огоньками, как раз сейчас ползущая нам навстречу? Кажется, она моет пол? Может быть, более ничего знать о ней с меня не требуется? Причем, если принять этот принцип, то прожить оставшееся мне время в мире штуковин, неизвестных машинок и… гм… разных приспособлений, совсем не трудно.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросила моя литературная сиделка. – А то как-то подозрительно притих.

– Хорошо, – ответил я. – Просто превосходно.

Забавно, она и в самом деле обо мне беспокоится. Или это всего лишь боязнь потерять возможность проникнуть в мою тайну? А может, это я уже стал параноиком? За более чем сто пятьдесят лет – немудрено.

– О чем думаешь?

Я ответил правду. Почему бы ради разнообразия ее не сказать?

– О том, что я живу в мире, в котором нет никого, с кем я мог хотя бы случайно столкнуться в молодости. Всё мое поколение вымерло.

– О! Наверное, это тяжело осознавать? Или тебя радует, что ты такой везучий?

Нет у меня мгновенного ответа на такой казуистический вопрос. И значит, остается лишь пожать плечами.

Коридор космопорта, по которому меня везли, раздвоился, словно язык змеи. Моей сиделке более понравилось правое ответвление.

Что ж, капитан у этого корабля, штурман и рулевой – она. Я лишь пассажир. Мое дело подчиняться. Ах да, мне еще надлежит шлепать по клавишам, стучать, словно зайчик по барабанчику, создавать видимость, будто я ищу уже найденное.

И что это там за толпа впереди? Уж не адские ли это создания, встречи с которыми я всю жизнь боялся? Выследили, значит? Ну, сейчас начнется…

А они уже бежали ко мне, и оказавшийся первым, как я понимаю, самый расторопный и наглый, кричал:

– Мистер Эдгар По, мистер бессмертный затворник! Надеюсь, вы не откажетесь сообщить нашим читателям цель вашего полета?! Они сгорают от желания ее знать!

Тишина, покой и чистота. Меня только что помыли, и это стоило немалых трудов. Я же развлекал Мэри разговорами, что сиделку вполне устраивало. По крайней мере пытаться выведать мою роковую тайну она не прекращала. Знали бы распускающие обо мне слухи, насколько реальность фантастичнее бредней, порождаемых их чахлым воображением…

Меня беспокоит мысль, что времени осталось мало и, значит, Мэри следует хоть немного просветить. Возможно, она окажется следующей, отправившейся по моему пути. Причем, уверен, если ее сейчас спросить, то моя прекрасная собеседница не задумываясь ответит, что готова ради этого на любой подвиг. Она совершенно не представляет, каково жить в немощном, уродливом теле дополнительных сто лет. Стало быть, следует ее предупредить хотя бы во имя гуманности. И не только о неудобствах слишком долгой жизни. К примеру, мне еще неизвестно, чем всё закончится. Я даже не знаю, какие слова скажу в тот, самый главный момент, что пожелаю. Не спорю, у меня было время подумать, найти лучший вариант. Чем я и занимался лет до ста. А потом – перестал, сообразив, насколько это несерьезно.

Судя по всему, когда представится возможность сказать слова, вполне вероятно касающиеся судеб мира, они должны прийти сами, родиться изнутри. Кто бы мог определить, что у меня в подсознании, какая там скрывается бездна, что я могу пожелать нашему миру, если этого не знаю сам? Несмотря на все старания, познать себя до конца мне не хватило даже невероятно долгой жизни. Впрочем, скоро, очень скоро…

Я все-таки ухмыльнулся.

А вообще, мои размышления о том, ставить ли мою сиделку в известность об истинном положении вещей, не имеют смысла. Мэри наверняка первой сунет нос в хранилище информации и прочтет всё, относящееся к сегодняшнему дню. Значит, от меня лишь требуется печатать до самой последней возможности, честно описывать происходящее.