Джон Уиндем: Кукушата Мидвича

— Это касается Ферелин, сэр.

— Ферелин? Но ведь она в Лондоне и вернется лишь завтра.

— Э-э, она уже вернулась.

— Что вы говорите? — воскликнул Зеллаби. Он обдумал это утверждение. — Пожалуй, вы правы. Она ведь обедала с нами. Да вы же оба там были! — в его голосе звучал триумф криминалиста, взявшего след.

— Точно, — Алан решился выложить все свои новости сразу, презрев тщательно продуманные домашние заготовки. — Высокочтимый сэр!..

Зеллаби терпеливо выслушал Алана вплоть до заключительной фразы:

— Надеюсь, сэр, вы не станете возражать, если мы официально объявим о помолвке.

На этом месте глаза Зеллаби округлились:

— Дорогой юноша, вы переоцениваете мое положение. Ферелин — вполне разумная девушка, и у меня нет и тени сомнения, что вместе с матерью они приняли правильное решение.

— Но я не виделся с миссис Холдер, — заметил Алан.

— А зря. После встречи с ней дело пойдет гораздо быстрее, Джейн — прекрасный организатор, — Зеллаби с благожелательным видом рассматривал одну из книг на камине. — Что ж, вы похвально выдержали свою роль, и теперь в моем лице имеете надежного союзника.

Очень скоро все собрались за столом. Мистер Зеллаби поочередно оглядел жену, дочь, будущего зятя и поднял бокал.

— Выпьем, друзья мои, — торжественно начал он, — за величие человеческого духа. Брак, как его трактуют церковь и государство, подразумевает, увы, условно-механическое отношение к партнеру. То ли было у Ноя! Но дух человеческий могуч, и случается, любовь выживает даже в столь прозаической форме. Поэтому, расставаться с надеждой…

— Папа, — перебила Ферелин, — уже одиннадцатый час, а Алану еще возвращаться в лагерь. Почему бы тебе просто не пожелать нам счастья и долгих лет жизни?

— О! — только и сказал Зеллаби. — Ты что же, уверена, что этого достаточно? Так ведь неподобающе кратко! Впрочем, если ты так считаешь, ладно. От всего сердца желаю вам долгой и счастливой жизни.

Все выпили.

— К сожалению, Ферелин права, и я вынужден вас покинуть, — сказал Алан.

Зеллаби сочувственно кивнул.

— Представляю, каково вам сейчас в лагере. Кстати, скоро ли конец вашей службе?

Алан ответил, что спустя три месяца намерен распрощаться с армией. Зеллаби вновь кивнул.

— Полагаю, вы приобрели ценный опыт. Порой я жалею, что не довелось служить самому: был слишком молод во время одной войны, другую пересидел в министерстве информации. Работал, конечно, а надо было избрать что-нибудь более активное. Ну, спокойной ночи, мой милый юноша, — он остановился, пораженный внезапной мыслью. — Погодите-ка, Алан, а ведь я, кажется, не знаю вашего полного имени. Давайте же исправим этот досадный промах.

Алан представился по всей форме, и они вторично попрощались. Покидая холл вместе с Ферелин, Алан поглядел на часы.

— О, черт, я побежал. Увидимся завтра в шесть. Спокойной ночи, любимая.

В дверях они наскоро поцеловались, и Алан поспешил к маленькому красному автомобилю, стоявшему на дороге. Мягко заурчал мотор, Алан помахал на прощанье рукой и умчался.

Ферелин оставалась на пороге, пока не пропал свет фар и рокот мотора не растворился в вечерней тишине. Затем притворила дверь и вернулась в свою комнату, по пути отметив, что на часах было четверть одиннадцатого.

Так что в десять пятнадцать в Мидвиче все было нормально.

С отъездом Алана безмятежное спокойствие имело все основания вернуться в деревню, избранную им для постоянного обитания.

Многие коттеджи все еще одаривали мягким светом тихий вечер. Случайные наплывы голосов и смеха были нездешнего происхождения. Они рождались за многие мили от Мидвича, прорывались сюда через теле- и радиоканалы и создавали фон, предваряющий отход местных обитателей ко сну. Старики и самые маленькие уже спали, почтенные дамы наполняли свои грелки горячей водой.

Подгулявшие завсегдатаи кабачка «Коса и камень» собрались пропустить по рюмочке «на посошок» и — по домам. Альфред Уэйд и Гарри Кренкхарт наконец завершили долгий спор о качестве удобрений для огорода.

Единственным событием, которому еще предстояло случиться, оставался приезд автобуса — он доставлял из Трейна немногих местных непосед.

После этого Мидвич мог окончательно укладываться спать. В доме викария в 22.15 Полли Раштон сожалела о том, что не смогла сбежать в спальню на полчаса раньше — тогда она читала бы книгу, без пользы лежащую на камнях, а это гораздо приятнее, чем слушать грызню между дядей и тетей. Дядя Хьюберт пытался послушать радио, но именно что пытался — потому как тетя Дора в это время темпераментно беседовала по телефону со своей приятельницей миссис Клю. В 22.16 миссис Клю подошла к стратегическому вопросу: