Сергей Волков - Анабиоз. Марш мародеров

Надо встать. Надо выбраться отсюда и идти дальше. В общине, в городе умирают люди. Виной тому чума, жуткая гостья из прошлого. Нужна вакцина и лекарства. Только он…. Только ты… Только я могу добыть ее. Голова трещит. Черт, как же трещит голова!

Бах! — ослепительный шар вспыхивает перед глазами Ника, видение исчезает. Он снова чувствует свое тело, скрученное болью — руки, ноги, позвоночник. Боль засела там, ржавым дрыном пронзив его от лопаток до крестца.

Со стоном Ник шевелит руками, пытается сесть. Это удается, не с первой попытки, но он все же садится, нашаривает автомат. Теперь нужно встать. Цепляясь за мокрую, ржавую задвижку, он кое-как поднимается на ноги. Боль терзает спину, но это ничего, это даже хорошо. Раз он чувствует ее, значит, позвоночник цел, не сломан.

Проломленная бетонная плита над головой, через дыру льется солнечный свет. Кричать бессмысленно — никто не услышит. Выбираться придется самому. Всегда, всю жизнь вот так: рассчитывать нужно только на себя. Это правильно. Это честно. Ник выбрасывает автомат в дыру, хватается за острые края и упирается ногой в задвижку. На мгновение ему кажется, что сейчас он сорвется и опять полетит вниз, но страх вновь удариться спиной оказывает стимулирующее воздействие на мышцы — рывком выдернув себя наверх, Ник громко кричит от боли, распластавшись на теплом бетоне. Ноги свисают в дыру, но это ерунда, главное, что сам он уже наверху.

Все, дело сделано. Что дальше? Филатов говорил про разрядный контур. Вилы исчезли вместе с Бабаем. Без них не пройти к центру червоточины. Или все-таки… пройти?

Ник вспоминает картину из школьного учебника по литературе. Витязь на распутье. Витязь… Какой он к черту витязь! Так, заплутавший путник, не герой, не злодей, просто щепка в мутном потоке бытия. У щепки не бывает своей воли. Она плывет туда, куда ее несут вреющие воды. Вреющие воды — это из какой-то книжки. Вреющие означает — бурные, мутные.

Припекает солнце. Становится жарко. Конец августа — или уже сентябрь? — а жара, как в июле. Сейчас бы искупаться. Окунуться с головой в прохладную морскую воду, забыть обо всем. И чтобы боль в спине отступила. И чтобы не думать ни о чем, как в детстве. Просто лежать на горячем песке с закрытыми глазами, чувствовать, как капельки воды высыхают на коже, слышать, как гомонят и визжат малыши в полосе прибоя, как лениво переговариваются где-то под соседним зонтиком взрослые. И чтобы отец принес мороженое и бутылку кваса. Июль — это середина каникул, макушка лета, до школы еще далеко…

Резко вскинув голову, Ник испугано озирается. Кажется, он задремал, распластавшись на теплом бетоне. Похоже, тело таким образом выпросило у мозга передышку. Но это ничего не меняет. За июлем всегда приходит август, за ним сентябрь — и неизбежная школа. Неизбежность — вот главное слово. Ник растягивает потрескавшиеся губы в злой усмешке. Кого он пытался обмануть? Себя? Это невозможно. Нужно принимать решение. Вековечные русские вопросы: «Кто виноват?», «Что делать?». На первый он обязательно найдет ответ, не сейчас, когда-нибудь потом. А второй требует ответа прямо сейчас.

Что делать? Идти вперед, к четвертому слою? Но Филатов сказал, что без разряжающего контура дальше третьего слоя не пройти. Получается, что Ник должен возвращаться обратно, через полосы света и тьмы, мимо Борьки, разгуливающего где-то там, мимо собственной тени, мимо…

— Нет, — шепчет Ник. — Ни шагу назад… Только вперед!

Опираясь на автомат, как на клюку, он поднимается. Вот он, следующий слой — стена густо-медового цвета колышется совсем рядом. Ник делает шаг, другой, третий — и исчезает за переливающейся завесой…

Вроде бы ничего не меняется — та же трава, тот же зной, то же раскаленное солнце в зените. Ник оглядывается. Он в третьем слое. Над головой пролетает пара голубей. Где-то совсем рядом заводит свою вечную как мир песню кузнечик. Интересно, кузнечики существовали на Земле еще в эпоху динозавров, когда не было не то что людей, а вообще — млекопитающих. И тогда они тоже вот так трещали в траве и замолкали, когда мимо проходил какой-нибудь велоцераптор или диплодок. Спустя какое-то время людей не станет — а кузнечики останутся.

— Какое-то время, — бормочет Ник и делает шаг. — Возможно, очень скоро. Совсем скоро…

Пройдя метров сто, он понимает, что граница четвертого слоя совсем рядом. Чем ближе к центру червоточины, тем слои становятся уже. Простая геометрия, концентрические окружности. Впрочем, слои не имеют четкой формы, они скорее похожи на неровные овалы. Размышляя над формами и содержанием, Ник добредает до четвертого слоя. Стена, отделяющая его от третьего, кажется очень плотной. Сквозь нее почти ничего не видно, особенно вблизи. Золотое пламя стекает сверху вниз, как вода по стеклу. Ник смотрит на землю в том месте, где с нею соприкасается стена. Там, в траве, что-то еле слышно шипит, и стебли мятлика шевелятся сами по себе, как будто их колышет легкий ветерок. Вот только никакого ветерка нет и в помине. Стоит абсолютный, полный штиль.