Андрей Зинчук - Свет человеков

Чапа опять пропала. Ни на мысу, ни в бухте ее не было. Где-то она все-таки пряталась. Мы постояли с братом под треножником маяка, подергали за его металлические узловатые штанги. При этом наверху что-то негромко клацало. Стояли большие разряженные батареи маяка, залитые гудроном, и по ним ползали мухи. В бухту под маяк опять нанесло нефти от буровой, волной ее как следует взбило, и теперь она плавала в виде рыхлой пены. Между камней мотались доски с ободранными краями.

Ночью мы не спали. Ночью голубой свет заливал остров, и мы разглядывали поток несущихся в полной тишине туч.

«РЕШЕНО БЫЛО ПЕРЕСТРОИТЬ ХИБАРУ, УЛУЧШИТЬ НАШ БЫТ. ПАЛАТКА ТЕСНАЯ, КТО ЗНАЕТ, СКОЛЬКО ЕЩЕ ВРЕМЕНИ МЫ ПРОБУДЕМ НА ОСТРОВЕ. В ХИБАРЕ ЖЕ МОГУТ РАЗМЕСТИТЬСЯ НЕСКОЛЬКО ЧЕЛОВЕК».

Утром бумажный стаканчик, валявшийся возле большого камня, исчез. Но тогда мы не придали этому значения, приступив к строительству нового дома.

Начали мы с того, что разобрали всю внутренность хибары: палки, пристроенные внутренние лестницы и щиты. Разобрали, вернее разбили, боковые пристройки, похожие на кабинки туалетов с маленькими дверцами. Сняли доски пола. Оставалось освободиться от заклиненной между двух стен ржавой трубы и вытащить старый, огромный, так же ржавый якорь. Якорь мы вытащили, но когда Лот ухватился за трубу и потянул, хибара подозрительно заскрипела. Лот дернул еще раз, а потом выскочил наружу. Я за ним. Дальнейшее было как в кино при съемках рапидом — хибара несколько секунд держалась, раскачиваемая несильным ветром, причем вибрировало и шаталось сооружение на ее крыше, напоминавшее голубятню, а потом все это завалилось и с оглушительным грохотом рухнуло, разлетелось на отдельные доски. Наверху груды обломков оказался ящик вроде посылочного. Мы кинулись к нему, открыли… Разумеется он был пуст.

«ХОЧУ СПАТЬ. А ЗАСНУТЬ НЕ МОГУ. И В ПРОШЛУЮ НОЧЬ МЫ ПОЧТИ НЕ СПАЛИ. С ЧЕГО НАЧАТЬ? Я ТУТ СТАРШИЙ… Я ЗА НЕГО ОТВЕЧАЮ. ХОТЯ КАКОЙ Я, К ЧЕРТУ, СТАРШИЙ?! ДА НЕТ, ВСЕ-ТАКИ СТАРШИЙ! ЕСЛИ С НИМ ЧТО-НИБУДЬ СЛУЧИТСЯ, ОТВЕЧАТЬ БУДУ Я. ТОЛЬКО БЫ НИЧЕГО НЕ СЛУЧИЛОСЬ… (Зачеркнуто.) НИКАК НЕ ЗАСНУТЬ. ВДРУГ МЫ ОТСЮДА ВООБЩЕ НЕ ВЫБЕРЕМСЯ? ЕСЛИ КТО-НИБУДЬ КОГДА-НИБУДЬ ПРОЧТЕТ ЭТОТ ДНЕВНИК… (Опять зачеркнуто.) ПОЙТИ ПРОВЕРИТЬ?.. ДА ЧТО ТАМ ПРОВЕРЯТЬ!»

«ВСЕ-ТАКИ ХОДИЛ, ПРОВЕРЯЛ. ЧТО? САМ НЕ ЗНАЮ. ТУЧИ КАК НЕСУТСЯ, ЖУТЬ! ПОДОЖДЕМ УТРА. ВСЯ-ТО БЕДА КАК РАЗ В ТОМ, ЧТО Я ТУТ СТАРШИЙ. ОН-ТО СПИТ, А Я МУЧАЙСЯ. ВОТ УЖ НЕ ДУМАЛ, ЧТО КОГДА-НИБУДЬ БУДУ ЕМУ ЗАВИДОВАТЬ.»

«НУЖНО ПОСТАВИТЬ ЭКСПЕРИМЕНТ. ПРИДУМАТЬ И ПОСТАВИТЬ. ПОТОМУ ЧТО Я… ОПЯТЬ НИЧЕГО НЕ ЛЕЗЕТ В ГОЛОВУ, КРОМЕ СЛОВА „СТАРШИЙ“».

«ЧЕГО ЗАДУМАЛ! У МЕНЯ, МЕЖДУ ПРОЧИМ, ТОЖЕ ЕСТЬ МЫСЛЬ. ТОЖЕ МНЕ, СТАРШИЙ! СПОКОЙНОЙ НОЧИ, СОНЯ!»

Я лежал, но сон не шел. Медленно ворочались ватные мысли. И тут я вспомнил о чемодане с барахлом, который был у нас помимо рюкзаков. Чемодан как чемодан, самый обыкновенный. Но почему-то я вспомнил о нем только сейчас. Мне мешала Чапа, искавшая что-то вокруг палатки. Но и чемодан этот проклятый тоже не давал спать. Когда Чапа затихла, мне вдруг показалось, что я встал, вылез из палатки и отправился на поиски злополучного чемодана. Но тут же я вспомнил, что, к счастью, он валяется рядом с входом в палатку, и, следовательно, совсем не нужно его искать. И я начинал гнать мысли о нем прочь. Но они возвращались. И тогда я снова вставал и снова шел за своим идиотским чемоданом. Странное и неприятное это было чувство: с одной стороны, я прекрасно понимал, что сплю, а с другой — видел, как шарю вокруг палатки. Ужасно! Ведь сквозь ее пол я видел блестевший под месяцем ракушечник, по которому ступали мои ноги. Это не был сон, это было что-то совсем иное. Вот, пожалуйста, я вновь брожу вокруг палатки. Ну что ты скажешь! Как несутся тучи, боже мой, как они несутся! — темная сеть с рваной ячеей. Холодно. Ракушечник блестит, все залито мерцающим светом. Мамочка моя, мама, как страшно на острове! Чуть колышется полог палатки, которого касается моя голова, и спокойно дышит брат. Только бы мне найти этот проклятущий чемодан — может быть, тогда я усну…

— Чемодан, — проговорил вдруг Лот совершенно отчетливо.

— Что — спросил я и включил фонарь.

— Я тебе говорю: чемодан, — ответил Лот.

Я замер. В палатку заглядывал месяц. И без фонаря было видно, что брат крепко спит.

— Что ты знаешь про чемодан? — спросил я.

— Мы не проверили чемодан, — сказал он все так же, не просыпаясь.

Если бы ответы брата были несвязны, я бы решил, что это обыкновенное ночное бормотание, какое бывает у многих. Но он отвечал связно.