* * *
Рыжий двинулся в путь, едва только хищники скрылись за гребнем дюны. Он совершенно забыл про оставленный возле поверженного чудовища мешок с сочными стволами кактусов и быстро шагал по почти неразличимой в темноте тропке, хромая и издавая негромкие стоны от боли. Правой рукой он прижимал к боку обнаженный нож, собираясь в любой момент пустить его в ход.
Человек несколько раз делал привалы: кровь продолжала струиться, и ему приходилось отрывать от рукавов рубашки продолговатые лоскутки и крепко обвязывать ими голени чуть ниже и чуть выше ран, чтобы хоть немного остановить кровь.
Между тем над пустыней ярко засияла луна, облегчив путь человеку: теперь он ориентировался лучше, чем в темноте, лишь слегка подсвеченной нечастыми звездами, и уже точно знал, куда следует направиться.
Силуэтов многоногих видно не было, но рыжий, вспоминая, что те сделали с его приятелем, каждый раз вздрагивал; в конце концов, это вздрагивание превратилось в нервный тик, от которого бедолаге, наверное, не удастся избавиться до конца своих дней…
Рыжий брел по пескам и, с каждым шагом понемногу теряя остатки сил, твердил про себя: «Ближе к побережью стоит вышка. Там есть люди. Наверняка, есть люди! Они меня спасут, помогут промыть раны и остановить кровь. Про Килаюка лучше не говорить. От него вообще ничего, наверное, не осталось… Люди на вышке, может быть, даже дадут мне немного воды – плохой воды, соленой воды, не для питья. Воды, чтобы смыть с рубашки и с лица эту гадость. Я, конечно, останусь у них в долгу. Ну и что? Летом охота будет удачной, и я людям с вышки отдам долг кожами аллигаторов. Главное – дойти до вышки. О, боги Средних Мест, до чего же больно! Только бы ни капли яда Большого-С-Клешнями не попало случайно в раны! Тогда я точно лишусь ног…» Теперь рыжий беспрестанно оглядывался по сторонам – так же, как это делал его друг, когда они еще только направлялись сюда на поиски съедобных кактусов.
«Нож Килаюка… – с сожалением вспомнил он. – Надо было найти и забрать, ведь ценная вещь… Мой стоит, поди, не меньше сотни кувшинов воды, а его нож еще дороже… Да как бы я смог подобрать, если там копошились эти твари?! Бедный Килаюк…»
Ближе к рассвету на горизонте показалась вышка, еле различимая в свете луны на фоне черной пустыни и такой же черной прибрежной полосы. Еще было довольно темно, и рыжий подумал, что оказалось бы очень плохо, если вышка, которую он увидел, – только мираж, потому что силы уже на исходе, и ноги вот-вот откажут из-за потери крови. Но освещенное первыми лучами только что взошедшего солнца строение, вознесенное высоко над землей на толстых сваях, не было миражом.
Раненый невольно застонал еще громче и, вперив взгляд в цель своего пути, укорил шаг, чтобы успеть дойти, пока есть еще хоть какие-то силы. Они оставили его, когда до лестницы, ведущей на площадку третьего этажа вышки, оставалось несколько шагов.
Рыжий все же успел увидеть, как качнулась свая и ударила его в лицо, а затем глаза застила мгла…
* * *
Самка гигантского скорпиона, истерзанная человеческими ножами, в это время еще дрожала и тряслась в агонии, а потом застыла на песке. Неожиданно возле надломленного хвоста послышался тихий шелест. Черный, с тонкими светлыми полосками хвост в нижней части зашевелился и увеличился в толщине, а потом с тихим треском раскрылся, вывернув часть яйцеклада наружу.
Из открывшегося отверстия вниз скатились несколько яиц, затем еще несколько, еще и еще. Эти комки с твердой оболочкой и составляли главное и основное сокровище самки гигантского скорпиона.
Основной инстинкт – инстинкт размножения – победил смерть, и уже мертвая, казалось бы, самка исполнила свой последний долг – долг всего живого на этой грешной и безумно прекрасной планете: дала жизнь новому поколению. Вылупившись к утру из яиц, маленькие пока еще скорпиончики шустро расползлись по пустыне, жадно ища первый в своей жизни корм – хоть какие-нибудь растения. Пройдет еще немного времени, и крохотные монстры совершат первое нападение на подвижную пищу – какое-нибудь небольшое животное, обитающее среди песков или случайно забредшее сюда. Затем, постепенно вырастая, скорпионы сделают охоту, это увлекательное и опасное занятие, своей основной привычкой.
Охотиться и есть, и снова охотиться, едва завидев добычу. Через четыре времени, к следующему лету они превратятся в громадных особей, смертельно опасных уже не только для мелкой живности, но и для самых больших обитателей пустыни – сколопендр, пауков, медведок. И, разумеется, для существа, все еще мнящего себя хозяином континента, – человека…
Читать дальше