Владлен Качанов: Директор департамента

Макслотер едва не выскочил из кресла: самолет летел в обратном направлении, а до начала заседания в Вашингтоне оставалось каких-нибудь четыре часа! Он властно поманил пальцем стюардессу:

— Немедленно пригласите ко мне командира экипажа!

Его тон, однако, не возымел действия, и молоденькая стюардесса не проявила намерения отправиться за шефом.

— Вы сможете побеседовать с командиром экипажа в аэропорту, сэр, — твердо ответила она. — Сейчас он не может покинуть свой пост.

— Будет слишком поздно! — Директор департамента был непреклонен. — Задержка в пути — это роскошь, которую я не могу себе позволить. Гордон должен продолжать полет в Вашингтон.

— К сожалению, ваше пожелание не может быть выполнено, сэр.

Макслотер не мог дольше сдерживать себя.

— Это не пожелание, а приказ! — закричал он. — Вы обязаны передать его командиру экипажа!

— Извините, сэр, — стюардесса изменилась в лице, но все же долг службы одержал верх над страхом. — Ваш приказ противоречит правилам, которые я обязалась выполнять.

— Вы знаете, кто я такой? — Макслотер слегка повернул голову, чтобы походить на свой портрет в сегодняшней газете.

Да, она его сразу узнала, но правила не предусматривают никаких исключений. Ее имя? Мисс Крэкстон. Она не сомневается в том, что у мистера Макслотера есть веские основания…

— И все же отказываетесь передать мой приказ пилоту?

Макслотер наклонился вперед, казалось, он готов был взглядом испепелить стоявшую перед ним непослушную девчонку.

— Вашему отказу можно дать только одно объяснение: вы умышленно препятствуете осуществлению мною функции чрезвычайной государственной важности.

Он замолчал, ожидая, что стюардесса дрогнет и капитулирует перед его энергичным натиском. Но она продолжала стоять, опустив голову и всем своим видом изъявляя нежелание выполнять требования Макслотера.

— Мисс Крэкстон, предупреждаю вас, мы уже имели дело с теми, кто, прикрываясь так называемыми правилами, использует их в интересах, прямо противоположных интересам большинства лояльных граждан нашей страны. Ваше нежелание сотрудничать с нами вызывает весьма серьезные сомнения в вашей лояльности…

Строптивая стюардесса была наконец-таки сломлена.

— Я лишь исполняю свои обязанности, сэр, — пролепетала она. — Но если вы настаиваете, сэр, я, конечно, передам командиру…

И она почти бегом удалилась в отсек для экипажа.

Макслотер немного успокоился. Он знал, что летчик — это не глупенькая девчонка, он не посмеет ослушаться его приказа. Для американского гражданина такой проступок чреват пренеприятнейшими последствиями. Макслотеру даже показалось, что самолет вновь изменил курс.

Прошло десять, пятнадцать минут, а стюардессу не возвращалась. Репродуктор молчал.

У пассажиров стали сдавать нервы. Почтенная пожилая леди обращала свои слова к богу. Ее супруг, глубокий старец, старательно убеждал в чем-то соседа — молодого коммивояжера. Наконец кто-то из пассажиров не выдержал, подошел к двери служебного отсека и попытался ее открыть. Дверь оказалась запертой. На стук не последовало никакого ответа.

Когда возбуждение пассажиров стало приближаться к той точке, за которой начинаются истерики и обмороки, репродуктор вдруг заговорил хриплым голосом командира экипажа:

— Леди и джентльмены! Прошу внимания. Наш самолет летит на высоте пять тысяч футов. Если вы посмотрите в правый иллюминатор, то увидите, что оба мотора с этой стороны не работают.

Десятки голов, как по команде, мгновенно повернулись направо — лишь для того, чтобы убедиться в жуткой справедливости слов Гордона.

— Взглянув в левый иллюминатор, — бесстрастно продолжал репродуктор, — вы без труда заметите пламя, охватившее один из левых моторов.

Пламя действительно бушевало вовсю, и можно было лишь удивляться, как пассажиры не заметили его раньше.

— Ну а если у вас достанет мужества обратить свой взор вниз, вы увидите на зеркальной глади Большого Соленого озера спасательный плот ярко-желтого цвета с семью крохотными пятнышками на нем. Эти пятнышки — командир вашего экипажа, второй пилот, штурман, борт-механик, радист и две стюардессы. Вы слушаете запись на магнитной ленте…

Репродуктор умолк. В салоне воцарилась гробовая тишина. Дамы, беззвучно лишившиеся чувств, были в несравненно лучшем положении, чем мужчины, мгновенно оценившие неотвратимость гибели и свое полное бессилие изменить что-либо.