Сергей Дубянский: Египтянка (сборник)

– Я не собираюсь с тобой пререкаться, – произнес он четко, как всегда отдавал приказы, – ты уволена по причине служебного несоответствия и за прогулы. Завтра Владимир Иванович подпишет приказ.

– Подумаешь, – хмыкнула Вика, – посмотрим еще, кого он завтра уволит.

…Что с того, что он с ней спит? – пронеслось в голове Андрея, – тех, с кем можно спать – полгорода, а таких, как я, не укравших ни одного мешка и ни одной копейки, еще поискать…

Вика накинула плащ, небрежно подхватив его поясом, и вышла, демонстративно хлопнув дверью.

Андрей подошел к окну, убеждаясь, что она, действительно, ушла, а не ломает комедию в очередной раз. Видя ее удаляющуюся спину, он подумал, что завтра ему предстоит неравный бой. Он даже представил, как возвращается на станцию техобслуживания и снова лезет в яму, чтоб осмотреть заляпанное грязью днище очередной иномарки, но ни страха, ни раскаяния в содеянном, не возникало. Он давно усвоил, что из обжитых казарм его мгновенно могли перебросить в сырые холодные палатки, и в этом заключалась жизнь.

За плотно закрытой дверью шумела вода. Катя с тоской смотрела на барельеф писающего мальчика, прибитый к двери, словно символ всеобщего похренизма, воцарившегося в жизни, лет пятнадцать назад. Мальчик улыбался, глядя на свою струю, а за его хилой спиной проступали силуэты высотных домов. …Действительно, почему б не писать прямо на улице? Пожалуйста. Это никого не интересует. Каждый озабочен лишь тем, чтоб струя не попала ему на ботинок… И еще Катя никак не могла понять, почему эту эмблему отец прибил на дверь ванной, а не туалета, что выглядело бы гораздо логичнее. Но какая логика в мире, где всем все безразлично?..

Катя молча вздохнула, слыша, что шум воды не собирается прекращаться, и перевела взгляд на окно, в котором наполовину облетевшие тополя лениво шевелили тяжелыми сучьями. Она не хотела встречаться взглядом с отцом, сидевшим напротив и смачно окунавшим сосиску в банку с соусом; потом он откусывал сразу треть и жевал, натружено двигая челюстями. Рядом лежал кусок хлеба, изломанный каким-то странным образом. Он, вообще, любил мять хлеб, прежде чем отправить в рот – наверное, ему нравилась его податливость и беззащитность. Катя подумала, что представляет для него такой же кусок хлеба, с той лишь разницей, что ее нельзя положить в рот и съесть окончательно.

…Ну, сколько можно мыться? – подумала она, – так мать на работу опоздает… Но дело было совсем не в работе – она мечтала сама быстро юркнуть в ванную и стоять там, чутко прислушиваясь; ожидая, когда, наконец, хлопнет входная дверь. Сначала раз, потом второй, и квартира останется, пусть на время, в ее полном распоряжении; тихая и совершенно безопасная. Но мать сегодня, видимо, не спешила, и Кате ничего не оставалось, как созерцать мрачный осенний пейзаж и гадать, вернется ли отец к вчерашнему (…если б только вчерашнему!.. Скорее, вечному…) разговору или оставит его до вечера. Он уже прихлебывал чай из большой треснувшей кружки, и Катя украдкой скосила взгляд на будильник – до момента, когда он пойдет одеваться, оставалось целых десять минут. Десять минут можно выдержать, стыдливо потупив глаза и понимающе вздыхая…

– Ну, так что, Катерина? – отец отодвинул чашку и протянув руку, не глядя взял с подоконника сигарету, – какие планы?

– Пойду опять искать работу, – она повернулась к нему лицом. Этот вопрос, слишком обязывающий и конкретный, непременно требовал ответа.

– Ты повторяешь это второй год, – отец тяжело вздохнул. Наверное, с утра у него было более благодушное настроение, чем после трудового дня в душном заводском цехе, среди пахнущего маслом металла (Катя помнила этот мерзкий запах еще со времен преддипломной практики).

– Разве я виновата, пап? – спросила она тихо и отвела глаза. По опыту она знала, что на дальнейшие вопросы можно не отвечать – далее монолог будет продолжаться сам по себе.

– А кто виноват? Значит, так ищешь. Почему все работают, а ты, вот, такая… – он так и не смог подобрать определения, какая же у него получилась дочь, и просто махнул рукой, – неужели тебе не стыдно в тридцать лет сидеть на шее у родителей? Я уж не говорю, чтоб ты что-то приносила в семью – мы с матерью обойдемся, но себя-то ты должна обеспечить! Не стыдно просить у меня деньги на свои «затычки»?!

Катя покраснела. Это, действительно, стыдно, но сейчас лучше молчать; да и сказать-то ей, в сущности, нечего…