Максим Шинкарёв - Солнце, что светит всем

Дал ей чистую тряпицу для омывания алтаря и стал терпеливо ждать.

Дождался.

Марта выплакалась, высморкалась в тряпицу, смущённо скомкала тряпочку в руке.

- Прости меня, отче.

Мариус вздохнул, но поправлять не стал.

- Дурной у меня стал Кароль, - шмыгая носом, стала рассказывать Марта, - уж неделю не работает, бродит где-то целыми днями, дома не ночует, и деньги все из дому вынес.

Мариус потрогал крест. Помялся.

- Не, - ответила Марта на его невысказанный вопрос - не пьёт. Совсем.

Мариус почесал в затылке. И тут Марта добила его совсем:

- И не играет.

Мариус хлопнул глазами:

- Ого.

Побарабанил пальцами по раме окна.

- А...

Марта смутилась:

- Если бы зазнобу где нашёл, я бы знала. У нас тут не столица, чай.

Огородница опустила глаза, шмыгнула носом.

Дьяк почесал в бороде. Ситуация сложилась неприятная. Кароль был пусть не примерным, но неплохим прихожанином. Шёл к концу пятый десяток его обычной, не отмеченной большими грехами жизни. Что такого может найти пусть не примерный, но вполне обычный огородник, что не укладывается в явные, опознаваемые пути греха в небольшом городке?

Всё же наиболее вероятна женщина. Но почему тогда Марта не знает? Не столица, чай. Тут секреты не хранятся. Или всё же хранятся?

А Марта смотрела на него, и потихоньку с надеждой шмыгала носом.

Мариус в конце концов пришёл к решению:

- Он дома когда бывает?

Марта шмыгнула носом, теперь облегчённо:

- Обычно в обед. Часа через два будет. Зайдёте?

Мариус кивнул головой, в которой сейчас совсем не было мыслей.

- Да.

Марта вышла, притворив за собой дверь.

Он бросил оставленную Мартой тряпицу в мусорный ящик, поборолся с собой и всё-таки пошёл проконсультироваться с церковным сторожем. Если Кароль нашёл себе утеху из женской половины городка, то сторож должен знать. Его языком можно было канавы копать, а ушами двери завешивать.

От сторожа вернулся несколько огорошенным.

Тот не знал.

Мариус прочитал “Отче наш”, посидел в притворе, подумал.

Вздохнул и решил исходить из того, что ничто не породит нечто.

- Поговорим - посмотрим, - сказал себе Мариус, встал и продолжил хлопотать по храму, пока было время.

Кароль ел. Чавкая, хлюпая носом. Запихивая в рот огромные куски хлеба и пучки зелени.

Мариус сидел и смотрел на этот праздник обжорства. От угощения он отказался, испытав некоторую дурноту от мысли, что можно вкушать Богом данное в таком вот соседстве.

Сидел и ловил себя на мысли, что вариант с женщиной выглядел всё бледнее и бледнее на фоне вот этого вот пиршества. Или Кароль у зазнобы не ел ничего, отрывался дома?

Наконец Кароль отвалился. Марта налила в высокую глиняную кружку хлебного кваса.

Её муженёк с бульканьем и глюпаньем всосал в себя содержимое кружки, поставил её на стол и вытер густые седеющие усы ладонью.

- Ну, гостенёк, говори, зачем пришёл.

Мариус собрался с мыслями. Как начать разговор, он так и не придумал.

И тут он вдруг поймал взгляд Кароля.

Зрачки огородника были чёрными, как дыры в чуланной двери, и на дне их поблескивали зелёные искры.

Такие искры Мариус видел в глазах у котов в марте.

И Мариус вдруг, совсем не думая что говорит и совершенно равнодушным тоном спросил:

- Кто она, Кароль?

Лицо огородника налилось дурной кровью.

- Пошёл вон, дьяк.

Мариус продолжил так же равнодушно:

- Не грози. Кто она?

Кароль поднялся горой над столом. Рука его опустилась на только что опустевшую глиняную кружку.

Мариус вдруг усмехнулся.

- Да воскреснет Бог, и расточатся враги Его, и да бежат от лица Его ненавидящии Его.

Кароль закричал. Тонко и страшно, схватившись за чресла. Упал на пол, под стол, и начал извиваться и корчиться, словно срамной уд жёг его огнём.

Голос Мариуса поднялся:

- Яко исчезает дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня, так да погибнут бесы от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением, и в веселии славящих: радуйся, Пречестный и Животворящий Кресте Господень, прогоняя бесов силою на тебе распятого Господа нашего Иисуса Христа, в Ад сошедшего и поправшего силу диавольскую, и даровавшего нам тебя, Крест Свой Честный, на прогнание всякого супостата.

Кароль перестал кричать, отпустил штаны. Только тихонько, по-детски всхлипывал.

Мариус закончил:

- О, Пречестный и Животворящий Крест Господень! Помоги нам со Святою Госпожею Девою Богородицею и со всеми святыми во веки веков. Аминь.

Он перекрестил огородника, стал рядом с ним на колени и протянул ему для поцелуя наперсный крест.