Алена Дашук - Картофельная яблоня (сборник)

Впрочем, иногда эти стены мне нравились. Приходили какие-то люди из иллюзорного мира, охали, потом заводили шарманку: «молодая, ещё встретишь», «не последний на свете». Раньше в такие минуты казалось, что Вселенная жестоко поглумилась, забросила в мир, где я единственный представитель своего подвида. Другие жили по каким-то иным правилам. Свои я им не умела растолковать. Как объяснишь, есть-де такие белковые образования, вроде меня, которые не умеют и не хотят заменять одного другим? Поток слов перекрывал доступ кислорода, вскипал, жёг горло, но так и не проливался. Только бессильная ярость и удушье.

Теперь хорошо. Едва кто-то запевал опостылевшую песнь, перед глазами падала стена. И славно. Стены молчат.

Только вот моя картофельная яблоня пробиться сквозь них тоже не могла.

Погас свет. Я шарила на полке, погрузив руки по локоть в иллюзорную стену. Где-то была керосинка, но чёртовы полоски загородили обзор. Рядом кто-то вздохнул. Я отпрянула.

Яшар сидел у стола, подперев щёку ладонью.

Я стояла с керосинкой в руках, пытаясь вжаться спиной в стену давно проданной квартиры.

– Я, между прочим, давно здесь. Нагородила городушек! – Яшар указал на выцветшие обои. – Опять видишь только то, что привыкла видеть.

– Ты… созданная мной иллюзия?

– Самомнение! Иллюзию души вызвать Вселенная не позволит. Человек сам Вселенная. Что хочет, то и воротит.

Его насмешливый тон немного привёл меня в чувства.

– Выходит, и яблоню я не могла вызвать, потому что…

– …яблоней для тебя был я? – Он пытливо уставился мне в зрачки. Признаваться в попытках надуть Вселенную, наделив дерево душой человека, не хотелось. Муж поднялся. – Пойдём.

Я пошла. Куда и зачем, не спрашивала. Мы ступили за порог. Тут же я увидела её. Яблоню. Ту самую! Только белые цветы ничем не напоминали картофельные.

– Она!

Сколько я билась, чтобы воскресить этот мираж. А пришёл мой джинн – и всё так просто. Вот моя яблоня – тепло в груди, радость и щемящее чувство, какое появляется при виде чего-то прекрасного, но мимолётного.

Яшар взял мою руку – ветерок в ладони – положил на шершавый ствол. Прохладный, жёсткий, со шрамами от резцов оголодавших зимой зайцев.

– Это обычная яблоня, – сказал он. – Невозможно создать иллюзию, если не видишь реальность. – Я стояла и гладила холодными пальцами «всамделишную», как говорил дед Аркаша, кору. Как он там без меня, мой «рыцарь»? Яшар вдохнул сладковатый аромат сада. – Май! – и стал удаляться. Не растворяться в воздухе, как положено призраку, а просто уходить в сиреневый сумрак. Подойдя к калитке, обернулся. – Знаешь что значит моё имя?

– Нет, – призналась я.

– Живущий, – ответил он и подмигнул.

Потом вышел. В ночной тишине я долго ещё слышала, как кто-то насвистывал «Bayramingiz Muborak» – любимую песенку Яшара. Взлаивали сонные собаки. У соседей истошно орал телевизор.

– Простите, но это не мой заказ… – Я с трудом вынырнула из тягуче-сладкого фиолета ночного Майнца.

– Вам передали с того столика, – официант наклонился к самому моему уху, точно сообщил что-то интимное. Непристойно интимное. Я с отвращением отодвинулась от его сладострастно-влажных губ. – Там записка, – он обиженно выпрямился и отправился прочь, виляя бёдрами. На моём столике осталась стоять крошечная чашка эспрессо. На блюдце аккуратно сложенная треугольником салфетка. Полевая почта – я презрительно усмехнулась и обернулась на столик, на который указывал обидчивый официант.

В этом маленьком кафе, спрятавшемся в полуподвальном помещении старого особняка, меня не мог обнаружить ни один из моих знакомых. Они в такие не ходили. Да и знакомых у меня было немного, если честно. Здесь всегда клубилась синеватая тишина с оттенком едва слышного блюза. Наполненный задумчивым сигаретным дымом полумрак. В любом городе можно отыскать такое местечко. Разумеется, если город тебя любит и доверяет.

За столиком в противоположном углу сидел крупный мужчина в толстом свитере. Сквозь облака дыма и сонное освещение его лицо рассмотреть было трудно. Он едва заметно кивнул. Я наклонила голову, благодаря за угощение. Чувствовала я себя глупо. Меньше всего мне хотелось стать объектом полуночного пик-апа. В это забытое Богом и людьми кафе я приходила специально, чтобы весь мир оставил меня в покое. Я брала с собой книгу, садилась всегда за один и тот же столик, спиной к полупустому тесному зальчику, пила кофе, читала и курила. Такие ночи помогали мне смириться с суетой похожих один на другой дней.