– Опять ты забыла, что это сон, – ответил серьезно Лукьянов. – Сейчас я должен написать оставшиеся два четверостишья и использовать эту подсказку. И если все совпадет – Зорин окажется на Луне. Если ошибусь, то в самолете ты проснешься в одиночестве. Поняла?
– Поняла, – кивнула Юлия Сергеевна. – Я что-то предчувствую плохое. Не пиши пока.
– Не могу – я должен, – Юрий Петрович быстро приблизился к письменному столу, включил настольную лампу, открыл зеленую тетрадь и быстро дописал два четверостишья.
Ветер, плененный в коробке, формой на мысли похожий,
Яростно лает на стенку, словно пытаясь найти
Выход простой – в бесконечность; как одинокий прохожий,
Тенью земною укрытый, звуками смеха сраженный,
Будет ли мне приглашение на середине пути?
Факел любви, поднимая, верю, что буду прощен Я,
В той глубине – во Вселенной, только бы тропку найти…
Поставив многоточие, Лукьянов уронил карандаш на стол. Карандаш зазвенел как колокольчик, и Юлия увидела: картина зажглась изнутри лазоревым светом, и розовый туман, переваливая через раму, наполнил комнату.
– Это значит, перевод правильный? – настороженно спросила Юлия.
– Да, похоже, – притянул ее к себе Юрий Петрович. И зачерпнул сиреневое свечение. На его ладони расположились, весело переливаясь радужными оттенками, смирные микроскопические звездочки.
– Как живые, – удивилась Юлия, наблюдая за звездочками на ладони. – И какие они смирные и воспитанные – никуда не разбегаются.
– А это и есть те «спящие фотоны», с которыми разговаривал Николо Тесла, – тихо пояснил Юрий Петрович, – он даже рассказывал им сказки. А как же ваша нулевая масса покоя? – задал уже звездочкам вопрос Лукьянов.
Он осторожно вернул туман с ладони на место, а сам, приблизившись к двери, резко открыл ее. Зорин с черным лицом вывалился на Юрия Петровича, чуть не придавив его к полу, но Лукьянов ловко вывернулся и, перехватив Андрея Ивановича, осторожно опустил его на пол. Сиреневый поток тут же укрыл мягким «плащом» тело Зорина и проник ему в рот и ноздри. В этот момент Лукьянов увидел на плече Зорина миниатюрного красного вестника Лабиринта. Не раздумывая, Юрий Петрович зажмурился и… раздавил красного паучка.
– «Когда стишок переведешь, то паучка ты враз убьешь. И еще останется семь секунд. Но о себе ничего не говори, иначе ничего не выйдет», – тихо повторил присказку Юрий Петрович, осторожно приоткрывая глаза.
«Еще бы мгновение – и паук его бы укусил! Хорошо, что успел первым», – подумал он и посмотрел на пол.
Зорина в комнате не было.
– Юра! У нас получилось? – прошептала Юлия Сергеевна. – Зорин раздавил красного паука? Ты видел? Он раздавил?
– Да, – не моргнув глазом, солгал Юрий Петрович, – Зорин раздавил красного паука и спас мир от большой неприятности.
– А почему мы не там? – показывала Юлия на окно, где высилась гордая Луна.
– Я не знаю, в чем дело. Но получается, что вышло только на одну треть – Зорин живой и невредимый вернулся на Луну к своей жене, а мы с тобой пока остались здесь – во сне, – подвел итог спокойный Лукьянов. – А раз Зорина здесь нет, то значит, импульс смерти нейтрализован!
– Прекрасно, – сдержанно согласилась Юлия. – А дальше?
– Вот так всегда бывает, – расстроился Лукьянов. – Сделаешь большое и доброе дело, а тебе даже спасибо не скажут. Этим все «хомо сапиенс» отличаются от других существ. Так, я тебя сейчас отправляю на Луну, а когда ты проснешься – разбудишь меня. Понятно? Чтобы это сделать, – заходил по комнате Лукьянов, – я должен найти свои волосы. Юля! Сядь в кресло и сиди спокойно, что бы ни произошло. Мне осталось сотворить предпоследнее действие.
Юлия покорно выполнила приказ.
– Нашел! – Юрий Петрович вытащил из-за тумбочки в дальнем углу комнаты полиэтиленовый пакет и заглянул внутрь. – Все на месте! – воскликнул Лукьянов. – Нам везет – как утопленникам! Смотри на меня! – приказал Лукьянов.
Но Юлия вместо этого произнесла:
– Кто из нас, умудрившихся родиться и жить на Земле, хоть раз в жизни не испытывал перед пробуждением удивительное состояние предрассветного сна. Это непостижимое, ни с чем несравнимое ощущение бесконечности и одновременно понимание неотвратимо приближающегося завершения чего-то важного и нужного и обычно недосказанного или недослушанного, а, может быть, просто непонятого заполняет все наше существо и заставляет с замиранием сердца ожидать новых сонных событий. Вот реальность уже подкрадывается на кошачьих лапах, или, напротив, настойчиво вторгается звуками просыпающегося города, а мы еще там, на том берегу.
Читать дальше