Юрий Нестеренко: Приговор

– Ну, убедилась? Знаю, что ты сейчас чувствуешь: ноющую усталость в кисти и предплечье. А ведь твой меч даже ни разу не встретил сопротивления ничего тверже воздуха…

– Рубятся же взрослые двуручниками! – не хотела сдаваться Эвьет.

– Ты не сможешь использовать обычный меч как двуручник или полуторник. Слишком короткая и толстая для тебя рукоятка. К тому же то, что мечник с тяжелым мечом проигрывает в скорости и маневренности, он наверстывает за счет длины клинка и силы удара, а у тебя этих преимуществ не будет. Нет, баронесса, с мечом у вас ничего не выйдет.

Надо отдать ей должное – понимая, что я прав, она не пыталась капризничать и настаивать на своем. Просто молча вложила клинок обратно в ножны и протянула мне. Но тут же требовательно спросила:

– А с чем выйдет?

Много с чем может выйти. С ядами, о коих я уже думал. Или с удавкой – струна прикрепляется двумя концами к палке, набрасывается сзади на шею, и палка резким движением перекручивается. После этого остается лишь повернуть ее еще несколько раз – хватит силы и у ребенка. Или с любым острым предметом, от вязальной спицы до заточенного грифеля, втыкаемым в глаз и дальше прямиком в мозг. При достаточной резкости удара это можно сделать даже пальцем. И от этого не защитит никакой доспех, даже в шлеме с опущенным забралом есть отверстия для глаз – а как же иначе? Есть и еще один способ, самый неожиданный и беспроигрышный, который знаю только я…

Но я не собирался и в самом деле учить ее убийствам. Я уже понял, что мне с ней делать. Я, правда, не большой знаток феодального права – у моего учителя были другие интересы, и у меня тоже. Но сеньор обязан заботиться о своих вассалах, не так ли? Вот пусть граф Рануар и обеспечивает опеку для последней представительницы рода Хогерт-Кайдерштайн. Придется отвезти ее к нему – ну да мне, в общем-то, все равно, куда ехать…

– Ключ к успеху в любом деле – это хорошо знать и понимать, что именно ты делаешь, что можно сделать еще и почему оно работает так, а не иначе, – сказал я вслух. – Поэтому я расскажу тебе о ранах и вообще об устройстве человеческого тела, о его сильных и слабых местах. Тем более что ты уже кое-что смыслишь в анатомии – правда, заячьей…

– Я убивала и зверей покрупнее!

– Да, конечно. Ты удивишься, насколько их устройство похоже на человеческое, хотя люди и любят противопоставлять себя животным. Свои худшие деяния они, впрочем, предпочитают именовать "зверством", хотя звери себе ничего подобного не позволяют. Ни одно живое существо на свете не пытает себе подобных – за исключением человека. По справедливости, бессмысленную жестокость и насилие следовало бы называть не "зверством", а "человечностью"…

– Надеюсь, – нахмурилась Эвьет, – ты не считаешь мое желание отплатить Лангедаргу бессмысленным?

– На сей счет есть разные точки зрения, – медленно произнес я. – Мой учитель считал именно так. Дескать, смерть убийцы не вернет к жизни его жертву. Правда, она может спасти других потенциальных жертв – с этим и он был согласен. Но месть саму по себе он считал делом бессмысленным и неразумным. Может быть, он и прав. Хотя мне кажется, что по счетам следует платить. Иногда даже с процентами.

– С процентами! – кровожадно подхватила Эвьет. – Тем более что Лангедарг задолжал не мне одной. Я бы не хотела, чтобы он умер быстро и легко. Ты расскажешь мне, какие раны наиболее мучительны?

– Расскажу, что знаю. И о том, как лечить, тоже. Мир состоит не из одних врагов, не так ли?

– Хотелось бы надеяться, что так. К тому же такие знания могут понадобиться самой.

– А еще медицинская помощь иногда неплохо оплачивается.

– Так ты этим зарабатываешь во время своих путешествий?

– Не только. Я разбираюсь в механике, математике, химии. Могу, к примеру, отличить чистое золото от сплава и хорошую сталь от плохой и изготовить кое-какие полезные вещи, вроде того же мыла… Да, в конце концов, и самая обыкновенная грамотность тоже может быть прибыльной. И из дворян-то далеко не все умеют читать и писать, а среди простолюдинов и подавно. Так что писание писем на заказ – это тоже хлеб. Случалось их не только писать, но и доставлять – дороги теперь ненадежны, письма идут месяцами, если вообще доходят…

– А ты, значит, не боишься.

– Я способен за себя постоять. И за своего спутника тоже, – улыбнулся я, хотя прежде всегда путешествовал один. – Кстати говоря, нам нужно собираться в дорогу. А учить тебя тому, что знаю, я смогу и в пути.