Николай Горнов: Пароход идет в Кранты

– Нравится?

– Не то слово, – буркнул я. – И имя красивое – «Персия».

– В честь супруги.

– Ее зовут Персия?

– Нет, ее зовут Персефона, но не могу же я так назвать яхту. Я и жену так называю один раз в год – на ее день рождения.

– Кажется, греческое имя? – поинтересовался я из вежливости.

– Ага. Была такая богиня – дочь Зевса и Деметры. Я пока запомнил, чуть язык не сломал. Папаша моей супруги на этом деле всех собак съел. Персефона Яхонтовна Преображенская – это же застрелиться легче! Кстати, о собаках. Кер, ты куда запропастился, твою мать?

Черный дог с шумом вывалился из кустов и, оттолкнув нас от трапа, скрылся в глубине яхты. Мы поднялись следом.

– Персия, у нас гость! – рявкнул хозяин. – Выходи!

– И незачем так орать. – Она спустилась в салон по винтовой лесенке. – Кербер, бессовестный, ты опять улегся на диван. А ну, брысь!

Пес неохотно слез и виновато уткнулся в колени хозяйки, помахивая хвостом.

– Александр, – представился я.

Она улыбнулась.

– Герман, я без тебя не садилась за стол, да и Александр вероятно голоден.

– Никаких проблем. Вы тут посидите, а я пойду и озадачу этого кретина. В смысле, повара.

Я скромно присел на краешек огромного кожаного кресла. Женщина расположилась напротив. На вид ей было не старше двадцати пяти. Длинные черные волосы, вьющиеся тонкими колечками, слегка влажные, зачесаны назад. Высокий лоб, смуглая кожа, выразительные карие глаза, полные губы. Действительно красавица, если я в этом что-то понимаю.

– Простите, а чем занимается ваш муж? – поинтересовался я, чтобы прервать слишком затянувшееся молчание.

– Он судовладелец.

– Надо же! В жизни не видел ни одного судовладельца.

– Вас что-то удивляет? – мило улыбнулась она.

– Я их представлял иначе. Детские впечатления, знаете ли. Мистер Твистер. Владелец заводов, газет, пароходов… У вас много пароходов?

– Я в этом слабо разбираюсь.

– Простите за любопытство, а зачем вашему мужу этот богом забытый остров, ведь при его доходах можно найти более приятные места?

– По-моему, ему здесь нравится… – Она неожиданно смутилась. – Детские впечатления, кажется, вы так выразились? С тех пор, как он купил Керченский порт, мы несколько раз в год стали заходить на Тузлу.

Мои дежурные вопросы иссякли.

– А вы чем занимаетесь, если не секрет? – вежливо поинтересовалась она. Теперь настала ее очередь заполнять паузы.

– Я адвокат.

– Надо же! Я тоже представляла адвокатов несколько иначе.

– Если вы имеете в виду это, – я продемонстрировал стоптанные ботинки, – то можете не обращать внимания. Временные трудности, так сказать. Джентльмен в поисках десятки.

Когда вернулся Герман, мы уже нашли общую тему и бодро ее обсуждали.

– Спелись, – констатировал он, и обнял жену за плечи. – Люблю я эту чертовку! Даже из дома ее выкрал. Дело было – страшно вспомнить! С тех пор она и вертит мной, как хочет. Все-все, молчу. Налей-ка нам с гостем по рюмочке.

– Как скажешь, милый, – она послала мужу ослепительную улыбку и открыла стойку бара.

После недолгого раздумья я выбрал коньяк…

Проснулся я оттого, что затекла спина. Боль пронзила поясницу и отзывалась пульсирующими толчками в почках. Я долго лежал в темноте, слушая монотонный стук дождя, пока не вспомнил, где нахожусь. Боль в спине не унималась, и попытка перевернуться на другой бок не принесла облегчения. Пришлось встать. Кряхтя и охая, я побродил по комнате, пока не наткнулся на чайник, который тут же жадно опустошил.

Пил я, конечно, зря. Кажется, и говорил тоже слишком много. Германа этого и бочкой не свалишь, а я не помню даже, как добрался в свое стойбище. Вторую бутылку коньяка помню. Отвратительный все-таки коньяк греки делают. Потом вроде бы текила была. Или скотч. Он еще анекдоты про шотландцев рассказывал. А потом стал допытываться, как я попал на Косу. И я рассказал про «Пион». А может, это он сам сказал и про «Пион», и про старика. Неймется, мол, Греку. Вот тут я все и выложил. И про Тузлу. И про особенности древнегреческой географии. И про Вику. Помню, они как-то странно переглянулись и расхохотались одновременно. Помню, что обиделся немного. А дальше помню плохо, как сквозь туман. Вроде бы Герман уговорил меня выпить на брудершафт, а потом издевался, что рано, мол, меня из психушки выпустили.

Боль стала отпускать. Я снова лег, прикрыл глаза и незаметно провалился во что-то похожее на сон, где скользили смутные тени, плавали обрывки слов на фоне звуков льющейся воды. Я услышал свисток чайника и почувствовал запах кофе из чашки. Вика всегда приносила мне утром кофе…