Александр Экштейн - Око вселенной

Курсант Авдеев Петр Алексеевич, двадцать лет. После службы в погранвойсках вернулся к себе домой в станицу Тихорецкая Краснодарского края и прославился тем, что никак не мог оформить свои отношения в ЗАГСе ни с одной из тех, с которой пошел на это. Все его походы в ЗАГС заканчивались вполне серьезными, с кровью и травмами, баталиями. Его доармейские и послеармейские подруги организовывали пикеты у дверей официального учреждения, мотивируя это тем, что у них есть все основания считать Петра Авдеева отцом своих детей. Однажды в пикете были замечены даже две дамы из Новороссийска с теми же претензиями, но, как позже выяснили их более молодые соперницы, дети у них были такого возраста, что Петр Авдеев должен был выдать им путевку в жизнь непосредственно из космической безмятежности материнского чрева. Однажды ему все-таки удалось вступить с рыжеволосой семнадцатилетней бестией в контору по выдаче «Свидетельства о браке» в станице Кущевской, но дама-чиновница захлопнула журнал регистраций и заявила Петру Авдееву:

— Куда ты лезешь, сволочь? Я тебе не позволю делать эту девочку несчастной. Если ты этого еще не понимаешь, то вот тебе мой адрес, зайди завтра утром, даже сегодня вечером, и я тебе все объясню, гад такой!

И хотя рыжеволосая бестия изодрала даме-чиновнице все лицо своими коготками, регистрация не состоялась. Вскоре после этого случая Петра Авдеева заметили кадровики спецслужб…

— Мы, можно сказать, тебя из бездны быта и семьи вытащили, — постоянно напоминала курсанту Степанида Грунина и уточняла: — Сопляк придурковатый…

— Ты что, и впрямь хотел жениться? — удивлялся Ладан Семенович, ошарашенно разглядывая Авдеева, и, как бы успокаивая себя, бросал фразу с демонстративным подтекстом: — Надеюсь, у нас в медкомиссии опытные психиатры.

Шаблин Анатолий Леонидович любил лишь женщин СМИтковского класса. Он «брал» их чистотой, свежестью и магическим обаянием полыхающей в душе и теле страсти. Ему было восемнадцать лет. В разведшколе ему присвоили псевдоним «Поэт». Кадровики ФСБ вычислили его по средствам массовой информации: газетам, журналам, телевидению и радио. Почти все журналистки центральных СМИ вдруг, к слову и не к слову, стали упоминать и цитировать молодого «открывшего новый люк гениальности поэта и мыслителя» Анатолия Шаблина, «внесшего в двадцать первый век литературу на своих плечах». Это было похоже на эпидемию. Главные редакторы в бессилии опускали руки, они не могли выгнать с работы всех представительниц прекрасного пола. А те неутомимо зудели с экранов и страниц газет: «О, великий Шаблин, о, великий Шаблин!», и скептические мужские комментарии и заявления терялись в этом массово-женском «О, Царь будущей литературы и поэзии, Шаблин!» Мужское недоумение общественное мнение воспринимало как банальную зависть, и было недалеко от истины. В конце концов о «новом Пушкине Шаблине» стали так много говорить, что на это обратили внимание в «секторе общественного мнения» ФСБ России и достали-таки произведение «великого и прекрасного Шаблина». Это была маленькая синяя книжечка в мягкой обложке, репринтное издание в 1000 экземпляров. Там был один прозаический рассказ, который начинался словами: «Рыдая от злости и экстаза, она воткнула вилку ему в мошонку», и несколько стихотворных произведений оригинального, если не сказать больше, жанра. Например, в стихах «Ручей» искусствовед из ФСБ прочитал такие строки: «Я положу тебе на грудь /рассвета ласковую суть/ и ты подохнешь/». Славу Анатолия Шаблина проверили и обнаружили у ее истоков литературно-эротическую секту «неоновые ангелы», членами которой были одни журналистки. Когда с Шаблиным, ангельским пастухом, поговорил кадровик ФСБ и упрекнул за цинизм, он лишь слегка пожал плечами и произнес:

— Талант в современной литературе, и вообще в искусстве, не причина для известности. Главный критерий славы — это умение вовремя и правильно кого-нибудь трахнуть или в нужный час и нужном месте дать трахнуть себя. Как я понимаю, именно это вы и собираетесь со мной сделать?

— Дурак ты, Шаблин, — грустно покачал головой чекист из спецсекции отдела кадров ФСБ, — слава Богу, что молодой. Если бы мы захотели с тобой сделать то, о чем ты говоришь, ты бы об этом никогда не догадался даже после самого процесса. Учиться пойдешь?

— Пойду, — кивнул головой Шаблин, — настоящий поэт должен быть разведчиком.

— Ну, — пожал плечами кадровик, — это тебе полковник Грунина объяснит.