Морис Дантек - Вавилонские младенцы

В двадцать один тридцать по таймеру цифровой камеры на балконе появилась Ариана Клэйтон-Рошет вместе с десятком Избранных. Она выступила перед собравшейся толпой с длинной речью, полной туманных пророчеств. В двадцать два тридцать, после целого часа непрерывной болтовни, гости проследовали в большой зимний сад; камера двинулась за ними. Здесь участники праздника в течение часа дегустировали шампанское и печенье на фоне невыносимо напыщенной музыки стиля нью-эйдж. Затем им показали получасовой пропагандистский ролик, где в общих чертах объяснялись суть программы «Омега», необходимость экспансии человечества в космос, перспективность клонирования с учетом бессмертия души. Запуск спутника «Имхотеп» был лишь первым этапом программы. Одновременно началась реализация наиболее авангардистской части проекта — успешная колонизация планет Солнечной системы в рамках миссии «Missionaria ExtraMundi». [162] Внеземное миссионерство (лат.) . Это подразумевало проведение фундаментальных исследований в области биологии, которые Церковь наряду с прочими проектами финансировала при помощи специальной подписки, обязательной для всех своих адептов. Фильм завершился кадрами Красной планеты, которая на глазах становилась сначала зеленой, а затем голубой, как Земля. На черном небе, усеянном звездами, появился символ «Missionaria ExtraMundi».

В две минуты первого ночи, через минуту после окончания ролика, Ариана Клэйтон-Рошет появилась у входа в «зимний дворец» — огромный сад под крышей в неоегипетском стиле. Она появилась в пышном белом с серебром одеянии, как все женщины, входящие в состав Венца, в портшезе с головами сфинксов, который несли четверо юношей в монашеских плащах с капюшонами. Следом двинулся Круг Избранных на роскошных колесницах, покрытых белой и золотой тканью, с гербами в виде звезд с семью лучами. Каждую колесницу тянули шесть мужчин и шесть женщин в монашеских одеяниях. Затем показался сам великий гуру — на троне, достойном фараона, который несли семь мужчин и семь женщин с наголо обритыми головами. Эти люди входили в состав его преторианской гвардии, о чем свидетельствовали их девственно-белые туники.

Великий Совет занял места на трибуне, под огромной золотой звездой.

В центре трибуны на троне восседал Девринкель. Он начал речь, которая длилась почти три часа. Соперничать с ним мог бы только Кастро.

В три часа десять минут ночи появилась пара в ритуальных одеяниях — мужчина в белом и золотом, женщина в белом и серебряном. Они предстали перед трибуной, где разместилась вся многочисленная компания. Пара сопровождала Мириам Клейн, одетую в белое платье с бирюзовыми звездами. Единственное, что можно было понять на таком расстоянии, — то, что она была примерно на шестом месяце беременности. Мужчина и женщина делали свое дело как настоящие профессионалы, как обычные телеведущие. Они явно отрепетировали небольшое шоу и передавали друг другу слово непринужденно и с огоньком. Мириам была представлена как «друг нашей Церкви, пожертвовавшая своим телом ради высшей цели». Мириам Клейн улыбнулась. Ее спросили о возрасте и месте рождения и протянули микрофон. Сначала все шло нормально, но затем настал момент, когда Мириам должна была произнести несколько стандартных фраз, обратившись к людям на трибуне.

И тут ситуация вышла из-под контроля.

Мириам Клейн начала говорить о жертвах, которые приносят первопроходцы. Значение этих людей ничтожно по сравнению с величием дела, ради которого они не жалеют себя, и так далее. И вдруг она запнулась на середине предложения.

Почувствовала головокружение. Несколько раз повторила: «Боже мой, кто я, что со мной?!» — и выдала совершенно непонятный набор слов. Было видно, как она дрожит, ее трясло, как эпилептика. По залу прокатилась волна паники. На сцену выскочили люди из службы безопасности. Следом прибежал какой-то человек с медицинским чемоданчиком.

Затем события стали развиваться стремительно. Охранники пятятся, хватаются за рации, врач тоже отступает, сидящие на трибуне вскакивают, долгий возглас изумления под сводами гигантской оранжереи.

Инцидент очень быстро перерастает в катастрофу. Первыми оседают на пол ведущие, за ними настает очередь врача и ближайших охранников. Все валятся с ног прямо на месте или, шатаясь, тычутся во все стороны, как слепые. Многие Избранные на трибунах тоже чувствуют недомогание. Сановники и слуги падают без сознания под бесстрастным оком камеры. Смятение толпы достигает пика, люди стонут, кричат, вопят.