Евгений Гаркушев: Русская фантастика 2012

— Я собираюсь проводить тебя. А там будь что будет.

— Правда? — обрадовалась девушка. — Да, ты прав — делай, что должно, и будь что будет.

— А сама ты останешься в мире вечной весны? Заведешь пасеку?

— Пасеку? — задумчиво проговорила Алиса. — Может быть. Но не сейчас. Мне еще надо подумать. И добраться.

Девушка открыла свой рюкзачок, достала розовый шар коммуникатора, критически осмотрела себя в проекционном зеркале, отчего-то тяжело вздохнула, присоединила коммуникатор к имплантам с помощью кабеля — значит, радиоканала ей не хватало, предстояло получить много информации или информация была секретной — и закрыла глаза. Пару минут она молчала, потом сообщила мне:

— Дела не так плохи, как могли быть. Похоже, я замела след. А вдвоем нам будет еще легче. Теперь можно и отдохнуть несколько часов. Ты как?

— Я не против.

— Немного секса перед сном?

Не скажу, чтобы тривиальное, в общем-то, предложение меня смутило, но слишком буднично Алиса его сделала. Впрочем, отказываться было невежливо, хотя я и хотел, чтобы наше первое свидание с такой красивой девушкой прошло как-то по-другому.

— Будет здорово, — я улыбнулся, хотя улыбка вышла судорожной.

— Но только по моим правилам. Идет?

— Как скажешь.

— Ишь, какой послушный. Смотри не пожалей.

— Надеюсь не пожалеть.

— И сразу спать потом. Так что давай приляжем.

— Давай.

Я закрепил гамак, Алиса свернулась в нем калачиком, укрылась тонким пледом. Моя койка оказалась жесткой, подушка — маленькой, пледа мне и вовсе не досталось, но чего еще можно требовать от каюты экономического класса? Двести гамов за двоих — практически даром, если учесть, что мы за восемнадцать часов одолеем девяносто парсеков.

— Код доступа — два шесть три десять, — мурлыкнула девушка.

— Ответный доступ три одиннадцать сорок два, — ответил я, активируя внешний радиоканал имплантов.

— Поехали!

Я брел среди яркой, ароматной зелени, слегка мерз и беспокоился. Солнце едва взошло, на листьях лежали огромные капли росы. Казалось, в них можно искупаться, но мне совсем не хотелось.

Бульбусы причиняли все большее беспокойство. Но вокруг — никого. Только птицы верещали подозрительно и страшно.

Еще несколько шагов, и я увидел ее. Алису. Стройные мохнатые ножки застыли неподвижно, хотя и немного напряженно, но сама она не выглядела агрессивной.

Я махнул ей в знак приветствия. Алиса не ответила. Понятное дело — ухаживать придется долго. Плавали, знаем… Хотя — откуда знаем? Ведь это — в первый раз. И в последний… Елки-палки, да ведь она меня сожрет!

Поспешно повернувшись, я собрался было кинуться прочь со всех восьми лап, но в голове прозвучал нежный, манящий голосок Алисы:

— Неужели ты не хочешь попробовать? Тебе должно понравиться.

Должно, как же. Хотя… Может, все и правда не так страшно? Да нет же, нет! Непременно сожрет.

— Ты паучиха! — мысленно прокричал я. — А у меня арахнофобия.

— И что же, ты боишься сам себя, дурачок?

Я попытался оглядеть свое тело. Нет, в общем-то, симпатичный. Расцветка пикантная, брюшко в меру, ноги длинные. И хелицеры Алисы выглядели весьма и весьма притягательными. Когда она вонзит их в меня, будет совсем не больно.

— Эй, эй, подбери педипальпы, — заявила Алиса. — Хелицеры в тебя вонзить. А ухаживать? Мне нужно по меньшей мере два часа, чтобы потерять голову и отдаться порыву страсти. Вдруг у тебя что-то не то на уме? Вдруг ты собрался меня укусить?

— Такого не бывает.

— Тебе-то откуда знать? В жизни всякое случается.

— У меня сильны инстинкты.

— Ты не заливай. Инстинкты у него… Ты танцуй. Паутинку выпусти, натяни вокруг. Больше она тебе не понадобится, даже если я тебя есть и не стану. Такое, знаешь ли, еще нужно заслужить.

И я начал танцевать. Было жутко, где-то в глубине души даже мерзко, но неодолимая сила тянула меня к мохнатой Алисе, неподвижно застывшей в центре своей паутины…

Танец, казалось, длился вечно. А потом мы слились, и я начал словно бы растворяться. Незабываемое ощущение… Было бы совсем хорошо, если бы она чавкала немного тише. Но я любил ее и готов был простить что угодно. В конце концов, она — моя единственная. Как и я ее. И ей еще предстоит заботиться о детях…

Я уже был готов раствориться полностью, сознание мерцало и гасло, когда в небесах появилась отвратительнейшая человеческая физиономия. Взметнулась огромная грубая сеть, неэстетичная, как все сотворенное теплокровными, и небо прогрохотало: