Александр Житинский - Плывун

Писатель ищет оправданья,
Живет, как в зале ожиданья.
Покоя нет в его стране.
Соединяя душу с телом,
Он занят безнадежным делом.
Нелеп его автопортрет!
Соединяя правду с ложью,
Надеется на помощь Божью,
А Божьей помощи все нет.
Ему бы помощь человечью,
Чтоб сладить с неспокойной речью,
Что в глубине его звучит.
Звонок молчит. Трамвай несется.
Никто за стенкой не скребется
И в дверь тихонько не стучит.

Будем знать, какие люди.
Будем знать, который век.
Будем верить, верить будем
Или слушать первый снег.
Будем в маленьком пространстве
Выбирать себе друзей.
Позабудем и о пьянстве,
И о пользе новостей.
Будем слушать, слушать, слушать,
Как сквозь слезы или смех
Мягко падает к нам в души
Свет небес, нелегкий снег.

Зачем я родился? Зачем я живу?
Зачем сочиняю седьмую главу
Мучительного романа,
И мне это вовсе не странно?
Ведь был, вероятно, какой-нибудь план?
Неужто так важно закончить роман?
Творец потерпел неудачу,
Без цели решая задачу.
Заманчиво было составить меня
Из камня и стали, из льда и огня,
Чтоб я был покоен и вечен
И стойкостью личной отмечен.
Но я получился на редкость другим,
И вот, вопреки начинаньям благим,
Сижу над страницей романа,
Вкушая всю прелесть обмана.
А там, на странице, какой-то герой,
Лишь непреднамеренно схожий со мной,
Гуляет и служит примером
Дошкольникам и пионерам.
Меня он пугает, словами звеня.
Он создан из камня, из льда и огня,
Он равно покоен и вечен
И стойкостью личной отмечен.
А я, незадачливый тихий творец,
Немного мудрец и немного глупец,
Решаю все ту же задачу,
Смотря в темноту наудачу.

Кусты за окном электрички,
Срываясь, бежали назад,
Как будто участвовал в стычке
Кустов тонконогий отряд.
Как будто с Земли стартовали
И там, в невозможной дали,
Подбитые снегом, сверкали
Рапирами в звездной пыли.
Вся жизнь, как нелепая шалость,
В двойном отражалась стекле,
С летящей поземной мешалась
И дергалась нервом в скуле.
Глазами сухими, как буквы,
Глядел я — до срока старик —
И видел английские букли,
Напудренный белый парик.
Спокойное око милорда
За плоскостью виделось мне,
А в тамбуре пьяная морда
Летала от двери к стене.
Милорд! Расскажите, как глухо
В осьмнадцатом веке жилось,
Как вам на перинах из пуха
Просторно и сладко спалось.
Поведайте мне, как писалось
Гусиным скрипучим пером…
Вся жизнь, как нелепая шалость,
Летит за вагонным окном.
От глупостей нету защиты.
Кончается год-черновик.
Качается с виду сердитый
В суконной шинели старик.
Щипцами билет мой хватает…
Куда же я еду? К кому?
Милорд за окошком гадает,
Кусты улетают во тьму.
Не может житейская повесть
До грани такой довести.
Но совесть… Ах, если бы совесть
Могла уберечь и спасти!

Добровольный изгнанник
В комаровской глуши,
Я грызу черствый пряник,
А кругом — ни души.
Собираю по крохам
Твердокаменный мед
И глотаю со вздохом
Запах летних щедрот.
Чудо чудное — пряник!
Сладость высохших губ.
Был любезен избранник,
Но изгнанник — не люб.
Диким медом отравлен,
С перекошенным ртом,
Он забыт и оставлен,
Как прочитанный том.

Когда-нибудь наши обиды
И счеты — кто друг, а кто враг,
Под пристальным оком Фемиды
Бесславно рассыплются в прах.
Исчезнут нелепые тайны,
Остатки неловких острот,
И то, чем мы в мире случайны,
Надежно и прочно умрет.
Останутся, словно в насмешку,
Тетрадки неизданных книг,
Друзья и враги вперемешку
И время, связавшее их.

Что-то мало счастливых людей
В государстве прекрасных идей.
Как-то мало счастливых минут
В той стране, где господствует труд.
Что-то мало безоблачных лиц
Среди жителей наших столиц.
Видно, только на периферии
Достигают они эйфории…

Ах, как грустно и печально! Как судьба страшна!
Потому необычайно музыка слышна.
То ли пение блаженных, то ли простой вой
Наших душ несовершенных в битве роковой.
Вот умрем мы и предстанем пред лицом Творца,
И бояться перестанем близкого конца.
Только музыка Вселенной будет нам опять
О загубленной и бренной жизни повторять.
Пейте жалостнее, флейты! Мучайтесь, смычки!
Подпоют ли нам о смерти слабые сверчки?
От тоски своей запечной, от немой любви,
От разлуки бесконечной в медленной крови.
Мы послушаем и всплачем, музыка-душа!
Ничего уже не значим, плачем не спеша.
На судьбу свою слепую издали глядим,
Утешаем боль тупую пением глухим.