Андрей Лазарчук - Весь этот джакч (дилогия)

– И всё-таки хорошо бы этого адмирала Чапку к делу пристроить, – говорит Дину. – Великий был флотоводец, так уж он островных крыс причморил на Архипелаге, что про них и не слышно было…

– Тяжелый, джакч, – говорю.

– А ты дядю попроси.

– И что мы с ним делать будем?

– С дядей?

– С плотом!

– Ну, я не знаю, – говорит Князь.

И вдруг за спиной слышим:

– Зато я знаю!

Если зажмуриться, когда слышишь речь Нолу Мирош, можно подумать, что с тобой, убогим, общается самая прекрасная принцесса на всём Саракше.

Зато когда разразжмуришься, сразу наступает резкий облом.

Не то, чтобы Нолу страшная. Нет. Страшных девушек у нас в гимназии хватает. (Это «чёрные» учатся раздельно, а в Шахтах живут люди экономные). Вовсе нет. Просто когда на неё глядишь, на ум приходит только одно слово – «рыба».

Приходит на ум это слово всем. Должно быть, даже бабка-повитуха, принимавшая маленькую Нолу, точно так подумала, хоть и не стала говорить. И если бы нашу одноклассницу повстречал какой-нибудь совсем уж посторонний чужак, он бы тоже подумал на своём чужацком языке: «Ну чисто рыба!».

Наконец, и сами-то рыбы, умей они говорить, хором бы рявкнули: «Наша!»

Нолу, в отличие от нас, полная сирота. Её родители пропали без вести, когда ей было десять. Не на войне, не в гиблых землях. А просто взяли и пропали на лесной дороге. Вместе с повозкой и осликом. Они ехали к родственникам-фермерам – отвезти подарки, привезти земляных яблок. Всё-таки дешевле, чем на рынке! Видно, польстилась какая-то горская нелюдь на гостинцы.

Сиротского дома в нашем городке нет. И никогда не было. Любого сироту найдут, куда пристроить – хоть к самой дальней родне.

Говорят, что такое отношение к сиротам у нас от пандейцев. Возможно. Не худший, конечно, обычай.

Кстати, Рыба могла бы и в наш дом попасть, поскольку приходится она мне многоюродной сестрой или там тёткой через тридцать три солекопских хрена.

Но была у подруги нашей родная бабка, и такая уж там бабка, что никакого дедки не надо…

Так что Рыбе тоже с прозвищем повезло – могли и Горной Ведьмой навеличить. Потому что бабуся-то её – известная ворожея, колдовка, знахарка и вообще личность выдающаяся. В старые времена её непременно бы утопили в рогожном куле из-под соли. Да и нынче таких желающих немало. Но солекопы не дадут: она замечательные обереги мастерит – от завала, от пожара, от соляных крыс… Её собственный сын, Рыбин папаша, был крепко заговорён, и все норовили его в свою бригаду переманить: авось рядом с ним и другие уберегутся…

Рыба и сама, по её словам, кое-что может, хоть Князь над ней и посмеивается.

Тогда она говорит:

– Ладно. Если возьмёте меня в свою команду, научу вас одному заклинанию – ото всего помогает! Даже от сглаза на соль!

И научила. Заклинание было простое и короткое:

И действительно, помогало. Особенно в драке. Пока его повторяешь – можно сосредоточиться и действовать хладнокровно…

…– Душевная девка, да только несексуальная какая-то, – сказал я однажды Князю.

– Просто ты, Сыночек, путаешь сексуальность с доступностью, – ответил господин аристократ.

– Ну конечно, – сказал я. – Это ты мачеху свою имеешь в виду или сеструху названую?

И опять мы друг дружку слегка поуродовали. Не из-за Рыбы, нет – ещё не хватало! Просто давно не махались, а форму-то нельзя терять! Враги же кругом!

Только Нолу всё это пофиг. Она из себя красавицу не строит. Она знает, что на Балу Суженых никто её имени не назовёт, а если и назовёт кто, так будет это какой-нибудь полный ублюдок из «Отчичей». Она бесприданница, а бесприданница в семье мужа всё равно что рабыня.

Да она и сама не хочет замуж. У неё свой заскок – уехать из Верхнего Бештоуна в столицу. Она всё про эту джаканную столицу знает. Все улицы и площади. До войны и после. И намерена свалить туда. Любой ценой. В отличие от меня, я-то зубами буду цепляться за отчий дом…

– Уеду, – говорит. – Буду сперва хоть нянечкой в больнице работать, хоть горшки выносить. Потом сдам на медсестру. Потом устроюсь сиделкой к богатому старику… Только бы не видеть этого солёного посёлка и ваших солёных физиономий!

– Ой, радость моя, – сказал, помнится, Князь. – Богатых в столице нынче мало, а до старости и вообще редко кто доживает…