Джеймс Дэшнер - Бегущий по Лабиринту

— Что ты тут делаешь, Шнурок?

Томас почувствовал себя совсем плохо.

— Я… я хотел поговорить, — пролепетал он дрожащим голосом.

Что могло произойти с тем парнем?..

— Проваливай отсюда! Немедленно! — приказал Алби. — Чак тебе поможет. И если до завтрашнего утра ты еще хоть раз попадешься мне на глаза, этот день станет для тебя последним. Я лично сброшу тебя с Обрыва! Ты понял?

От унижения и страха Томас будто уменьшился до размеров маленькой крысы. Он молча юркнул мимо Алби и почти бегом спустился по шатким ступенькам. Не обращая внимания на детей, изумленно разинувших рты — в особенности на Галли, — Томас выскочил наружу, схватив Чака за руку и увлекая за собой.

Томас ненавидел их. Всех. Кроме Чака.

— Пожалуйста, уведи меня!

Он вдруг понял, что Чак — его единственный друг во всем мире.

— Нет проблем, — бодро ответил тот — явно в восторге от собственной значимости. — Сначала заглянем к Фрайпану и возьмем для тебя какой-нибудь еды.

— Не уверен, что после увиденного ко мне когда-нибудь вернется аппетит.

Чак кивнул.

— Вернется, будь спок. Встретимся у того самого дерева. Я буду минут через десять.

Томас был безумно рад убраться подальше от страшного дома, поэтому направился назад к дереву. Стоило ему представить, как непросто будет здесь выжить, как возникло желание бежать отсюда со всех ног. Жутко захотелось вспомнить что-нибудь из прошлой жизни. Хоть малейшую деталь — мать, отца, какого-нибудь друга, школу, увлечение, подружку…

Он несколько раз сильно зажмурился, стараясь выбросить из головы картину того, что увидел в старом доме.

Метаморфоза. Галли назвал это Метаморфозой.

Томас поежился, хотя было совсем не холодно.

Прислонившись спиной к дереву, Томас еще раз окинул взглядом Глэйд — свой новый дом, кошмарное пристанище, в котором он обречен провести, возможно, весь остаток жизни. Тень от увитой плющом стены вытянулась настолько, что уже наползла на край противоположной стены.

Это помогло немного сориентироваться: деревянная хибара, погруженная сейчас в густую тень, находилась в северо-западном углу, а небольшой лес — на юго-западе. Сельскохозяйственный участок занимал северо-восточную часть Глэйда. В юго-восточной стороне мычала, блеяла и кукарекала всякая домашняя живность.

Прямо в центре площади зиял все еще незакрытый люк Ящика — словно приглашал снова прыгнуть в него и вернуться домой, — а неподалеку, примерно футах в двадцати к югу, располагалась какая-то приземистая будка, сложенная из бетонных блоков. В будке не было ни единого окна, виднелась только мрачного вида тяжелая стальная дверь с большой круглой ручкой наподобие колеса, вроде тех, какие используют для задраивания люков на подлодках. Глядя на будку, Томас и сам не понимал, что сейчас чувствует острее: любопытство и желание узнать, что находится внутри, или боязнь очередного страшного открытия.

Едва он переключил свое внимание на проходы в центре каждой из четырех стен Глэйда, как подошел Чак, держа в руках пару сэндвичей, яблоки и две металлические кружки с водой. Чувство облегчения, охватившее Томаса, удивило даже его самого — в этом мире он был не совсем одинок.

— Фрайпан не обрадовался, что я пришел на кухню до ужина, — сказал Чак, усаживаясь под деревом и жестом приглашая Томаса сделать то же самое.

Томас сел, взял было сэндвич, но остановился: в памяти вновь всплыла чудовищная сцена в старом доме. Однако голод одержал верх, и он принялся за еду, ощутив во рту упоительный вкус ветчины, сыра и майонеза.

— О господи… — промычал Томас с набитым ртом. — Умираю с голоду.

— А я что говорил! — невнятно отозвался Чак, уплетая свой сэндвич.

Откусив еще несколько раз, Томас наконец-то задал давно мучивший его вопрос:

— Так что все-таки случилось с этим Беном? Он же на человека перестал быть похож.

Чак бросил взгляд на дом.

— Я и сам точно не знаю, — пробормотал он. — Я его не видел…

Томас понимал, что Чак врет, но решил не давить на мальчишку.

— Не думаю, что тебе бы понравился его вид, уж поверь мне, — сказал он, грызя яблоко.

Томас снова перевел взгляд на огромные просветы в стенах. Хотя отсюда и было плохо видно, ему показалось, что края каменных стен, ведущих в коридоры, какие-то странные. Глядя на стены, он вдруг почувствовал головокружение, словно не сидел у их основания, а парил над ними.

Он тряхнул головой и спросил: