Виктория Александрова: Жизнь на двоих

Он был моим ровесником — почти пятнадцать лет. Высокий, крепкий паренек с рыжими вихрами, конопушками по всему лицу, да большими голубыми глазами. Чуть лопоухий, что придавало Савке еще более забавный вид. Одет он был в простые крестьянские штаны, да в рубашку с завернутыми рукавами.

— Вот этим ложком иди, — я махнула рукой в нужную сторону. — А как замшелое бревно путь перегородит, выбирайся вправо, да там и смотри. Только орехи не рви, что по склону оврага. Мотя-егерь просил их бурундукам оставить.

Полюбовавшись на озадаченное лицо сверстника, я вернулась к прерванному занятию. Было немножко стыдно, даже щеки чуть заалели. Не о бурундуках я волновалась, да и лесничий тут не причём. Для себя хотела тот урожай сохранить. Уж очень вкусная халва из тех орешков получается! Да и продается неплохо.

Савка не спешил уходить. Немного помявшись, он выдал:

— Отец спрашивал, не сможешь ли ты зайти.

— Неужели он опять простудился? — удивилась я, радуясь перемене темы. — Опять на сквозняке работал?

— Ага, — с вздохом согласился Савка, присаживаясь рядом и помогая собирать зверобой. — Просит отвара твоего волшебного.

— Это же обычный шалфей! — смутившись, ответила я.

— А пусть и так! — пожал плечами парень. — Да только твои травки чудеса творят!

Я лишь робко улыбнулась, не найдя что ответить. Чудеса чудесами, а лицензию мне все же не дали. Как и места в училище. А я так хотела стать профессиональным врачом!

Кинув в корзинку очередной цветок зверобоя, Савка поднялся на ноги.

— Ну, ладно, Уля, до встречи! — сказал он, отходя от меня.

— Завтра зайду к вам с отцом, — кивнула я и тоже встала.

Пожалуй, зверобоя собрала достаточно.

Принцесса Орнелла.

Ехавший впереди егерь замедлил ход лошади и заставил её сойти с тропы вправо. Я тоже придержала Серко — спокойного мерина, на котором единственном изо всей королевской конюшни матушка позволяла прогулки. Поравнявшись с нашим проводником, остановилась на краю обширного лога с покатыми склонами. Впереди открывался чудесный вид на огромное, заросшее богатым разнотравьем и редкими кустами пространство. Зыбкие тени белых облаков, скользивших по небу, бежали легко и ровно, а на расстоянии трех-четырёх стрелищ, у кромки густого леса две небогато одетых фигурки о чем-то беседовали.

Юноша и девушка обменялись несколькими словами, и парень скрылся в логу. А оставшаяся тоненькая, чем-то знакомая фигурка, склонилась, присела на корточки и принялась что-то собирать. Наверное, эта девушка цветочница. Замечательная профессия!

Я невольно вздохнула, но сделала это осторожно, чтобы ни егерь, ни поравнявшийся со мной и остановившийся слева грум не услышали. В их понимании принцесса — это абсолютно счастливое создание, все капризы которого исполняются неукоснительно. Им не понять, как наследница престола может завидовать девушке, наслаждающейся полной свободой, не скованной никаким этикетом, условностями двора и вечными церемониями, способными любое дело превратить в пытку.

Захотелось хотя бы просто поговорить с этой простолюдинкой, не понимающей, насколько ей повезло.

— Матвей, я хочу подъехать к ней и поговорить о нашем, о девичьем, — обратилась я к леснику.

— Не получится, Ваше Высочество, — покачал головой мужчина. — Она уже приметила нас, и если Вы поскачете к ней, то удерёт в лес, где её никто не настигнет.

— Ты знаешь эту девушку? — нахмурилась я.

— Да, это Ульяна. Она собирает травы для городских лекарей. Они иногда покупают её сборы для того, чтобы с постом и молитвой, как учит наша церковь, приготовить целебные снадобья, угодные Богу и необходимые страждущим, — Мотя не косится назад, но понятно, что слова эти предназначены не столько мне, сколько Отцу-Наставнику, без сопровождения которого мне категорически запрещено покидать дворец.

— А тебя она знает?

— Конечно. Ведь я присматриваю за тем, что происходит в этих лесах. Мой долг…

— Отправляйся к ней и убеди, что убегать не стоит. Ей не будет причинено вреда. Потом вернёшься, и доложишь об исполнении. А уж тогда я к ней подъеду и поговорю. А вам, — я обернулась к свите, — не сходить с места, и не спускать с меня глаз.

Вот так, чтобы даже не думали возражать.

При моём приближении девушка встала и поклонилась, но ничего не сказала. Симпатичная, но одета очень бедно. Учтиво ждёт слов госпожи, а сказать-то мне и нечего. Вернее, нет на уме ни одного вопроса, который можно было бы провозгласить с высоты седла, а сойти с него без помощи грума — нарушение этикета.