Константин Кузнецов - Путешествие гнева

Дейв, мой близкий приятель, которого я знал еще с приютской скамьи, входил в число таких неопытных помощников.

Частенько сбегая от своего старого мастерового в поисках настоящего дела, он однажды забрел в крайний ангар Тарсы и показал себя с лучшей стороны. Так началось его долгожданное обучение механическому делу. В последний раз он поведал мне по секрету удивительную историю о том, как ему удалось «вдохнуть жизнь» в старый, всеми забытый «Пеликан», — Т-образный крылоплан, который считался на материке истинным раритетом. Я ему, конечно, не поверил, но, не раздумывая, поднял кружку за долгий полет восстановленной машины.

Опустошив еще одну пинту темного, я отрешенно оглядел малочисленный зал и грустно вздохнул.

— Чего хмуришься? Небось опять твой мудрец чего-то отчебучил? — поинтересовался Дейв.

Мой друг был явным полукровкой, не желавшим мириться со своим туманным прошлым. Поэтому к вопросу о своем происхождении относился весьма трепетно. «Я причисляю себя к прославленной семье ливисов. Только не тех, что родом из морозной тундры, а южных — первых собирателей пара», — говаривал он в такие минуты, и никто не спорил с его довольно смелым утверждением.

Первое время мы еще пытались шутить на эту тему, но за долгие годы нашего знакомства байка о его знатном родителе и тайном заговоре против семьи настолько поистрепалась, что колкости стали редкими, а огонек юмора постепенно угас. И сегодня я не стал реагировать на его высокопарную позу (грудь колесом, а руки уперты в бока) и высоко задранный нос (так высоко, что может уткнуться в потолок).

— Вчера мы предстали перед комиссией, — осторожно начал я.

— Да ну, — псевдо-ливис сделал вид, будто не поверил. — Что же вы представили? Двойную сушилку тряпок или раскалыватель древесины? — и, порадовавшись шутке, гордо присвистнул.

— Ни то и ни другое, — фыркнул я. — Это только твой глухой мастер может изобрести подобную ненужность. Мы пытались продемонстрировать работу пневмопочты.

— И что же?

Нахмурившись, я недовольно буркнул себе под нос:

— Провал.

Дейв зашелся истерическим хохотом.

— Прямо распирает от любопытства: в чем же причина ваших неудач? Или вы все-таки умудрились выгодно втюхать изобретение Цеху?! Погоди. В этом я сильно сомневаюсь. Если бы такое случилось, ты бы уже танцевал на столе туки-стуки [6] Туки-стуки — знаменитый на побережье танец, включающий в себя элементы чечетки и постукивания в ладоши. , угостив своего лучшего друга настоящим фийским вином, а не довольствовался бы этим пойлом.

— Прав на все сто, — согласился я. — Мы с учителем провалились, как дилетанты. Хотя постой! Почему это — мы?! — меня даже передернуло. Встрепенувшись, я гордо выпрямился и, ударив кулаком по столу, авторитетно заявил: — Он облажался, а перед комиссией выставил меня. Понимаешь?! Взял и оболгал, как беспризорного щенка. Сочинил, будто я что-то там не подкрутил, не затянул — вот она и взорвалась.

Хлопнув себя по коленке, Дейв уже не смеялся — у него просто не осталось на это сил. Едва слышно постанывая, он продолжал сдерживать очередные приступы гогота.

— И в чем же напортачил твой виртуоз?

— Забыл подписать письмо, и оно не нашло адресата, нарушив тем самым последовательность действий, — совсем поникнув, кое-как попытался объяснить я.

— Медные шестеренки! Получается, вы были на финишной прямой, а тут — бац, вернее, хлопс, и все коту под хвост!

— Приблизительно так, — я отхлебнул еще пива и затих.

— И каков итог? — немного успокоившись, поинтересовался Дейв.

Я пожал плечами и, немного подумав, ответил:

— Мистер Босвел выставил меня за порог в тот же вечер. Просто отдал котомку и, сочувственно пожав руку, сообщил, что желает мне удачи… Возможно, были и другие напутствия, но я не хотел слушать его лживую болтовню. Еще он вроде намекнул, что если история с изобретением уляжется и комиссия подпишет акт, он будет рад меня видеть у себя в учениках. А пока я должен слоняться где хочу и как могу добывать себе пропитание… Еще он что-то говорил о репутации и деловой хватке…

— Он что же, тебе даже патент не выдал? — теперь лицо Дейва выглядело крайне обеспокоенным.

Я кивнул.

— На виртуоза, видимо, надавили из Цеха. Ты же знаешь — неучам не видать степени как своих ушей. А если провалил испытание — тут и подавно держись, свои же сгноят. Так что теперь я вольная птица, только вот куда лететь — ума не приложу.

— Да, дела, — вздохнул друг. — Похоже, наши выжившие из ума учителя, как вино, достигли того возраста, когда напиток превращается в уксус, — и, махнув рукой, добавил: — Не переживай, найдем мы тебе работенку.