Марина Ясинская - Настоящая фантастика – 2014 (сборник)

«Плыви, плыви, плыви

В челне любви через море разлук,

Сорви, сорви, сорви

Оковы с потянутых рук!» – приветствовал нового посетителя мой припадочный друг из маминого личника.

Первый диагноз я поставила сразу же, едва новенький появился на пороге: не местный. И немудрено: всех местных я знала от макушки до пяток со всеми их хворями, детьми, пособиями и другими бедами, а этого человека видела впервые. Был он немолод, грузен, сутул, неряшливо одет и хорошо погрызен жизнью. Впрочем, пока он шел от дверей до моего стола, я немного изменила первоначальное мнение: не так уж стар, лет сорок, не больше. Просто шел он по-старчески: преувеличенно осторожно, щадя коленные суставы. Что само собой привело меня к новому диагнозу: артрит.

При осмотре все подтвердилось. Он приехал в наш городок на несколько дней. Бизнес. (Я подумала, что он еще и инопланетник, так как он говорил на эсперанто медленно и неуверенно, хотя вполне грамотно, но спрашивать не стала, было ни к чему.) Заболел около года назад. Болели суставы после физической нагрузки, потом начали болеть по утрам. Чувствовал скованность, появилась неуверенная походка. К врачу не обращался. Да, в прошлом бывали травмы. Псориаза, подагры и хронических инфекционных заболеваний в анамнезе не было. (По крайней мере он каждый раз широко раскрывал глаза и осторожно спрашивал: «А что это?») Лихорадки, болей в сердце, одышки, проблем с желудочно-кишечным трактом не было. Визуально коленные и голеностопные суставы были немного отечные, красноватые, на ощупь теплее окружающих тканей, термография это подтвердила. Клинический анализ крови не показал отклонений. На УЗИ я увидела небольшой отек мягких тканей, уменьшение толщины гиалинового хряща, незначительный выпот в полости суставов и деформацию суставных поверхностей. Я уверенно написала в графе диагноз «деформирующий остеоартроз I степени», взяла пункцию хрящевой ткани, а также на всякий случай – кровь на маркеры ревматизма, назначила простейшие обезболивающие и противовоспалительные мази и посоветовала заглянуть через неделю. К этому времени из городской лаборатории придут результаты по крови и гистология, и если все будет, как я предполагаю, то через две недели получу клонированную хрящевую ткань и смогу имплантировать ее в сустав.

– Это если вы останетесь здесь на две недели, – закончила я. – Если нет, сообщите мне, когда уедете, я перешлю ваши данные по месту жительства, и вы сможете продолжить лечение.

– Хорошо, – ответил он и попрощался.

Он вообще был на редкость немногословен и покладист, что меня несказанно радовало. Получить на ночь глядя капризного пациента – то еще удовольствие. Я понадеялась, что он будет их тех, кого вспоминаешь с удовольствием, но быстро забываешь: пришел – вылечился – ушел.

Впрочем, после его ухода я еще немного задержалась – захотелось снова взглянуть на результаты УЗИ. Что-то там выглядело странным: не в самом суставе, а около. И быстро убедилась, что права. Точнее, как у Шерлока Холмса, странным оказалось то, чего там не было, а именно признаков остеопороза костей. Даже минимальных. То есть ему не приходилось проводить длительное время в неподвижности и/или в невесомости. Значит, я ошиблась, посчитав, что он – инопланетник. Ну, ошиблась и ошиблась. В любом случае это не мое дело.

Я сняла халат, повесила на крючок и закрыла амбулаторию. Вышла на крыльцо и погасила фонарь, чтобы не привлекать мошкару. Я любила такие летние ночи: теплые, серые, безлунные. Пахло сырой травой и дымом – на соседнем участке жгли костер. Я долго смотрела на ветви деревьев, на листья, сливающиеся с темнотой. Временами налетал короткий порыв ветра, лохматил кроны, и снова воцарялся покой. А мне казалось: это жизнь летит мимо меня. И не то чтобы было жалко, просто я не знала, как могло бы получиться по-другому. Алекс обещал мне, что я буду менять мир, когда вырасту. «Не силой желания, а своими руками, своим трудом и талантом». А я пока что была способна менять только количество зубов во рту Марии. Очень человеколюбиво и общественно полезно. И не то чтобы я гнушалась «маленьким добром», которое делала за скромную плату. Просто мне было грустно, что я так и не узнаю, способна ли я на что-то большее… Я не видела способа узнать…

Я приготовила кувшин фруктового чая и поднялась наверх к маме. Она уже задремала. Я поставила чай на столик, приглушила свет, проверила, остались ли еще в вазочке тянучки, взяла с одеяла новое мамино развлечение – игру «Живой Лабиринт». На поле расставлялись в произвольном порядке простейшие синт-клетки, дальнейшая судьба которых зависела от их расположения на доске. Если клетка оказывалась в одиночестве или в окружении трех и более соседок, то она погибала; оказавшаяся в паре – делилась. Соответственно с каждых ходом поле менялось. Еще в игре участвовала фигурка, которую надо было провести через этот меняющийся лабиринт. Фигурки встречались разного дизайна. Очень популярны были викинги с мечами. Но мама предпочла обычного туриста с альпенштоком – «туриллу», как звали мы их в детстве. Мама заснула, не закончив игру, и сейчас турилла неуклюже переминался с ноги на ногу, разводя время от времени руками и ожидая указующего перста. Я посочувствовала бедняге, но помочь ничем не могла – игра была установлена на отпечаток пальца владельца. Поэтому я просто поставила коробку на подоконник. И опять замерла, завороженно глядя, как растущая под окном осина под порывами ветра выворачивается наизнанку, на мгновение становясь серебряной.