Евгений Филенко: Вектор атаки

Эрик же Носов неспешно совершал эволюции по сложной траектории, засунув руки в карманы джинсов, ни на миг не останавливаясь и словно бы задавшись целью как можно более равномерно вытоптать раскинутый по всему пространству пола совершенно уже допотопный ковер с нелепым орнаментом в эллиническом стиле. Сам Кратов занимал позицию у окна, опершись задом о подоконник. Это давало ему возможность держать всех в поле зрения, а вдобавок временами позволяло выглядывать наружу, хотя он точно знал, что с высоты двадцатого этажа ничего и нигде не разглядит. Вечерний Брисбейн, с его осиянными изнутри разновысокими каменными башнями, с безмолвным полыханием рекламных парусов, с вознесшейся над городом циклопической елочной игрушкой центра космической связи «Сэнди Крик», с парящими под темно-синим пледом небес воздушными кораблями, не оставлял никаких шансов. Кратов и сам не ведал, что же он пытается разглядеть и чего ждет, и умом понимал, что все самое неприятное уже случилось. Но оставались какие-то смутные предчувствия, что в самом ближайшем будущем ситуация грозит ухудшиться, и не просто грозит, а несомненно усугубится, и даже выйдет из-под контроля. И он снова ничего не успеет поделать.

– Нашли агрессора, – вдруг фыркнул Носов. – Восемнадцатилетнего пацана с ветром в голове!

– Вероятно, тахамауков смутил его совершенно человеческий поведенческий стереотип, – пояснил Фабер.

«Ну вот тебя-то кто спрашивает?!» – подумал Кратов.

Фаберу явно доставляло удовольствие сидеть в этом неописуемо удобном кресле перед большим видеалом и разглагольствовать с самым важным видом. Справедливости ради нужно было отметить, что в своем бюрократическом наряде на роль вице-президента Департамента оборонных проектов он годился больше, чем сам вице-президент Носов, который всегда, во все времена и во всех обстоятельствах походил на мальчишку во взрослой одежке.

– Не менее вероятно, – продолжал он, – что тахамауки сочли, будто перед ними блестяще кондиционированный соглядатай. Однако же, как нам известно, они навели справки, выяснили, что на территории Федерации постоянно проживают по меньшей мере три этнических эхайна с правами гражданства, что Морозов – один из этой троицы, и успокоились.

– Кто третий? – недоуменно взметнул бровь Кратов.

– Третий? – переспросил Фабер. – Хм… Отчего вас не заинтересовало, кто второй? Впрочем, извольте. Некий Алекс Тенебра. Тридцать пять лет, доктор биологии, последнее достоверно установленное место проживания – планета Сиринга, поселок Бобровые Хатки, в южной оконечности Берега Русалок. Необходимо уточнить: когда я говорю «тридцать пять лет», то имею в виду эквивалентный биологический возраст…

– Твои люди знали о нем? – осведомился Кратов, обращаясь к Носову.

– Несомненно, – сказал тот. – И не только знали, а и принимали живейшее участие в его судьбе.

– И Забродский знал?

– Его это не должно было касаться.

– А тахамауков должно?

– Тахамауков – должно.

– И что? – спросил Кратов немного растерянно.

– И все, – с раздражением произнес Носов. – Тайна личности. Что тебе непонятно?

– Ни черта мне уже непонятно, – объявил Кратов. – Этот ваш Тенебра – он эхайн?

– Он эхайн, – сказал Носов. – Если тебе интересно, он Красный эхайн. У него есть эхайнское имя, но в пределах Федерации все зовут его Алекс Тенебра. Ему тридцать пять лет, и по эхайнским меркам он вполне взрослый мужик с богатым прошлым. И я не хотел бы вдаваться в обсуждение этой темы. Тебе и без того не следовало бы знать это имя.

– Мне его только что назвали, – буркнул Кратов.

– И ты любопытный, – покивал Носов. – Это я помню еще по Тритое.

– Позвольте пояснить, – вмешался Фабер. – Поскольку в рамках операции по спасению Северина Морозова вы, доктор Кратов, наделены чрезвычайными полномочиями и высшей степенью компетенции…

– «Операция по спасению», – поморщился Кратов. – «Чрезвычайные полномочия»… Дьявол, ненавижу эту терминологию.

«Вообще ненавижу кого-то спасать, – продолжил он про себя. – В особенности близких мне людей. Вместо того чтобы сидеть с ними на веранде, лопать крыжовниковое варенье, пить травяной чай и беседовать о высоком искусстве хайку, приходится их разыскивать, извлекать из передряг, защищать и отбивать, отмывать от адской смолы… залечивать душевные раны. Это с моими-то аховыми способностями к психотерапии! Я давно уже не задаю вопрос, отчего такое происходит. Судьба… предназначение. Так уж моя карта легла – раньше других влезать в эпицентр бедствия, иной раз даже и до того, как само бедствие приключится. Как говорят в подобных случаях, надо это принять и с этим жить. Я и живу. Но! Вот если бы это касалось меня одного, я бы с этим примирился и даже, наверное, как-то использовал. Ну, такой вот закон природы, противостоять которому невозможно. И, следовательно, надлежит его употреблять к своему и ко всеобщему благу. Одним дурацким законом природы больше, одним меньше – какая разница!.. Отвратительно, когда в это безобразие вдруг оказываются втянуты люди, мне глубоко небезразличные. Которые внезапным промыслом высших сил вдруг выказывают намерение встревать в разнообразные неприятности, причем выбирать из предлагаемого ассортимента злоключений именно те, что способны нанести максимальный ущерб и собственно им самим, и вообще всем, кто посвящен в их дела, и человечеству в целом… Да, звучит эгоистично, зато искренне. Не хочу я никого спасать. А, напротив, хочу, чтобы у всех все было хорошо. И пускай бы лучше мне отчекрыжили любую руку… я бы потом как-нибудь новую отрастил… но чтобы ничего и никогда ни с кем не происходило плохого».