Александр Житинский - Лестница

В тот день белая луна стояла в небе, с утра наконец-то ударил морозец, и деревья оделись хрупким инеем. Слава Богу, кажется, наступила зима.

Впрочем, начнем с того, что молодой человек вышел из квартиры на лестницу, где было темно. Касаясь пальцами стены, он спустился вниз, на площадку четвертого этажа. Споткнулся о цинковый бак и выругался. Ему не понравился этот бак и запах гнили; вообще лестница ему тоже не понравилась, поскольку была старая, деревянные накладки на перилах делись Бог знает куда, а главное, молодой человек никак не мог приспособиться к длине пролетов. Когда ему казалось, что ступенька последняя, он делал шаг на плоскость, но нога проваливалась, а сердце замирало.

Он спустился еще ниже. Где-то внизу засветилась электрическая лампочка, но когда он, перегнувшись через перила, попытался увидеть площадку первого этажа, оказалось, что до нее еще далеко, а лампочка высвечивает лишь несколько ближайших пролетов. На стене мелом был нарисован корабль с тремя мачтами, но без парусов; потянуло откуда-то сквозняком – влажным, с мелкими каплями дождя – как они сюда прилетели?… Молодой человек опустил руку в карман пальто и нашел там сигареты, причем пачка оказалась нераспечатанной. Спичек, однако, ни в одном из карманов не было, и он сунул сигарету в рот, надеясь прикурить у какого-нибудь встречного.

Молодой человек впервые вышел из незнакомой квартиры и опять-таки впервые спускался по этой темной лестнице.

Как он попал сюда – а он попал сюда не далее как вчера вечером, – мы еще узнаем, а теперь, пока молодой человек спускается, у нас есть время с ним познакомиться.

Звали его Владимир Пирошников. На вид ему было лет двадцать шесть – двадцать семь, не больше. Говорили, что он работает осветителем в каком-то не то театре, не то дворце культуры, но говорили это давно, а за тот срок, что прошел с тех пор, он, вполне возможно, успел переменить несколько мест службы. Об этом можно судить по тому, что до того как поступить осветителем, он был последовательно студентом, солдатом, вахтером, снова студентом и, наконец, продавцом книг с лотка в подземном переходе у Гостиного двора.

Он был начитан, имел аналитический ум, который позволял ему трезво оценивать свое положение в обществе и не питать на этот счет никаких иллюзий. Он твердо знал, что та незначительная и, по правде сказать, случайная деятельность, которой он занимался, – явление временное и преходящее, что в будущем образуется другая, более устойчивая и плавная жизнь, но как именно она образуется – ясного отчета он себе не отдавал.

Впрочем, довольно скоро он осознал, что вообще все временно и преходяще, и это позволило ему спокойней смотреть на свой порядком изломанный жизненный путь. Иногда он даже приходил к мысли, что не будет никакой особенной беды, если он не достигнет сколько-нибудь заметного положения в обществе и вообще не достигнет того, что при тщательном рассмотрении можно было бы выдать за цель его существования.

В последнее время наш герой все чаще страдал, испытывая вялость, раздражительность и прочие признаки дурного расположения духа, которые посещали его обычно по утрам после какой-нибудь очень уж бестолковой ночи, когда он за считанные часы знакомился с десятком людей, большинство из которых не мог наутро и вспомнить, попадал в чужие дома, вел длинные и, казалось, вполне интеллигентные разговоры, а напоследок, как правило, неумело, а потому и неудачливо приставал к женщинам.

Вот и вчера… Господи, но что же было вчера?…

Пирошников спустился еще ниже и в редком свете, падавшем из высокого окна, расположенного метрах в двух над площадкой, увидел кошку. Рядом с кошкой находилась перевернутая полиэтиленовая крышечка от банки. В крышечку было налито молоко, и кошка собиралась приступить к завтраку. Пирошников вспомнил, что он и сам давно не ел, и у него даже мелькнула мысль – выпить это молоко, поскольку крышечка выглядела очень аккуратной и чистой. Но он не сделал никакого движения к молоку и прошел дальше.

Лестница была пустынна. Доносились, правда, из-за прикрытых дверей запахи дешевой кухни: картофеля, жаренного на постном масле, яичницы; один раз даже аромат кофе уловил нос Пирошникова, но на самой лестнице, исключая баки для мусора и встреченную кошку, ничего больше не было.

Словом, ничто не указывало на последующие странные события. Все выглядело исключительно мирно в этот утренний час – какой именно, Пирошников точно сказать не мог, поскольку часов у него не было.