Юлий Буркин - Всё будет хорошо

Я уже несколько раз отнимал у тебя ручки, но парочку ты все-таки «увел» безвозвратно. Благо, особой ценности в них не было, и я не утруждал себя их поисками. На этот раз я повел себя по-другому. Я выследил, как ты, победно пронеся ручку по коридору, прошел в гостиную и забрался с нею в стенной шкаф, где я храню старые документы и заглядываю куда очень-очень редко.

Я прождал минут пять, но снаружи ты не появился. Я на цыпочках вернулся в свою комнату и, стараясь, не шуметь, лег обратно в постель. Я решил потом, когда, например, ты будешь спать, посмотреть, что ты там делал. Помнится, я долго не мог уснуть, мысли хороводом роились в моей голове. Я думал о тебе, о том, что если верны мои догадки о твоей разумности, то могу ли я спокойно чувствовать себя в своем собственном доме? Я думал о космосе и о том, что мы смогли обнаружить на доставленном «Стеллой-212» образце. Генетический код органических останков на камне был прочитан, и сейчас в соседней лаборатории действительно выращивалась внеземная жизнь, которая оказалась кремниевой грибковой колонией. Я видел ее в микроскоп: тончайшие голубовато-белесые волокна. Я думал о контакте, о том, что мои детские мечты о встрече с иным разумом могут реализоваться так неожиданно и вовсе не на другой планете, а в моей собственной квартире.

«И зачем они нам?» — думал я о белесых волокнах. Если эта жизнь не разумна, то она или бесполезна, или опасна для нас. Что с того, что на Земле появится на один вид поганок больше? Это и будет величайшим достижением науки, результатом героизма астронавтов, применения самой передовой космической техники и новейших разработок в области биологии? К этому-то человечество и шло тысячелетия? «Нет, брось, — отвечал я себе. — Вопрос не в том, что нам нужен именно этот биологический вид, а в том, что, мы, выходит, все-таки не одиноки во Вселенной. Что другая жизнь существует, а значит, скорее всего, существует и другой разум, с которым мы сможем обменяться информацией, мыслями, чувствами и идеями…»

«А действительно ли нам это нужно? — вновь возражал я себе. — Так ли уж важен нам этот контакт, если я, например, годами живя в одной квартире с собственным котом, ни разу даже не попытался установить с ним контакт? А может быть, мы ищем в космосе себя и только себя? Ведь нам никогда не узнать, о чем думает эта плесень, но мы заранее готовы признать, что она неразумна — на том лишь основании, что она не строит домов. Но ей не нужны дома! Мы так кичимся своей «созидательной деятельностью», мы мним себя Творцами, но ведь, в отличие от Бога, мы никогда не создаем чего-то из ничего, мы всегда лишь что-то переделываем. Гончар гордится тем, какой замечательный он сделал горшок из глины, но какое-то более естественное, более природное существо, которому этот горшок не нужен, посчитало бы, что он просто испортил глину: она была свежей и мягкой, органично влитой в грунт, а теперь это нечто твердое, обожженное, с болью изъятое из естественного контекста…»

Не помню, как я заснул. Помню только, что на следующий день голова моя на работе не варила абсолютно. Да и занята она была вовсе не предметом наших исследований. Вовсе нет. Все что бодрствовало в моей голове, сгорало от любопытства: «Что ты делаешь с украденными авторучками?!» Прости, я говорю, «украденные», хотя сейчас-то я прекрасно сознаю, что они были не менее твоими, чем моими. Ведь моя квартира была твоей единственной планетой, она, и я с ней в придачу, были единственной для тебя данностью. И если считать, что ручки были тобой украдены, то тогда был украден тобою и диван, на котором ты спал, и пол, по которому ты ходил, и тарелка, из которой ты пил молоко… Ведь все это официально, по нашему, человеческому, закону, принадлежало мне. Но с какой стати тебя должны касаться наши законы? И если ты не крал ни диван, ни пол, то и авторучки принадлежали тебе по некоему более высокому, чем юридическое, праву. Ведь мы не считаем, что воруем почву, деревья, нефть и воду, мы просто берем все это там, где живем.

… На работе я задержался до позднего вечера. Вернувшись домой, я открыл дверь тихо-тихо. Ты действительно спал, и ты не проснулся. Еще бы, ведь ты бодрствовал ночью, занимаясь чем-то таинственным в шкафу. Я увидел тебя в полутемной зашторенной гостиной: ты лежал на краю дивана как-то совсем не по-кошачьи, не свернувшись, к примеру, калачиком, а на животе, уткнувшись мордой в передние лапы, и вытянув задние. Раньше я на это и внимания бы не обратил. Но сейчас я замер и долго разглядывал твою позу, ощутив, что она свидетельствует о долгих и мучительных размышлениях перед сном.