Евгений Филенко - Гигаполис

А дипскан начинает транслировать беседу Зомби и типа с «нечеткой» схемой. Хотя выглядит это как монолог Зомби, обращенный к забарахлившему динамику. Нет, скорее в здешних подсобках зашит источник помех. В конце концов, в Пекле тоже не дураки работают.

Однако в этом случае и схема Альфредыча тоже была бы прикрыта, не так ли?

Человеку, не спавшему три ночи кряду и дорвавшемуся наконец до постели, лучше не напоминать о будильнике.

Я сдираю с себя липкое покрывало сна, но оно снова и снова окутывает меня и валит на простыню… Где-то я читал, будто есть в океане такая рыба, которая прихлопывает жертву ко дну плоским своим туловом и душит. В какой-то момент моего полусна-полубреда я ощущаю, что если прямо сейчас, не вставая с места, не вспомню, где читал про эту дурацкую рыбу, то мне смерть. Сражаясь со сном и одновременно с Лариской, которая в моменты просветления вторгается в мое помутненное сознание и произносит какие-то правильные, но абсолютно лишенные для меня всякого смысла слова, я мучительно вспоминаю…

– Сполох, ты сам об этом просил! – Лариска едва не плачет.

О чем я мог ее просить?!

Мой дремлющий мыслительный аппарат неохотно переключается с рыбы на Лариску. И если я сию минуту, опять-таки не вставая с места, не вспомню, о чем я ее просил…

– Сполох, если ты сейчас не встанешь, я начну поливать тебя из чайника!

– Ну, конечно… – бормочу я неповинующимися губами. – Хлебом вас всех не корми, а дай применить крайнюю меру пресечения. А я потребую присутствия своего адвоката, тогда как?

– Ну Сполох же!..

Мне удается сесть и в этом положении закрепиться. Голова тянет книзу, точно чугунок. Не держится она у меня нынче… Между тем, мало-помалу я начинаю осознавать свою диспозицию. Во всяком случае, я заведомо не дома. И не в своем кабинете на диване. Я у Лариски. На ее просторной трехспальной кровати, где перина по старинке толщиной в полметра чистейшего синтетического пуха, где хрустящие простыни в цветочек, а стеганое атласное одеяло сбито комом и отчего-то валяется на полу.

– Так о чем я вас просил, господин свидетель? – исторгаю я бодрую глупость и пытаюсь придать своему взгляду надлежащую строгость.

– Сполох, прекрати свои криминальные штучки! – сердится Лариска. – Вчера… вернее, сегодня в два часа пополуночи ты приперся в мой дом невменяемый…

– Вы лжете, свидетель! – протестую я. – Это навет, я не употреблял и требую независимой экспертизы!

– … совершенно трезвый, но едва способный стоять. Нагло потребовал кофе! А пока я возюкалась на кухне, уснул прямо в кресле. Думаешь, так просто слабой сонной женщине перетащить даже такого некрупного мужика, как ты, с кресла в постель?!

– Обманом склонили к сожительству… Слушай, а о чем я тебя просил?

– Чтобы в семь утра я любым способом, вплоть до мордобития, вытряхнула тебя на улицу, где в семь-тридцать тебя якобы будет ждать элкар.

Я сижу раскачиваясь из стороны в сторону и зажав локтями неподъемную голову. Мне плохо. Я не хочу так жить. Я так даже умирать не согласен. Единственная моя мечта сейчас – плюнуть на все заботы и пасть обратно на простыни, в сладкий плен Ларискиной постели.

– Послушай, – сипло говорю я. – Послушай… А я что, тебя даже не взял этой ночью ни разу?

– В том-то и дело! – теперь голосом Лариски говорит уязвленная женская гордость. – Как будто я твоя с-супруга!..

Все становится на свои места.

Вчера мы прервали наконец это грозившее стать бесконечным совещание и разошлись, сознавая, что ничего решить не удалось. И значит – все проблемы Гигаполиса сохраняются во всем их поганом разнообразии, а в обозримом будущем не преминут усугубиться.

Что с энергией по-прежнему будут перебои.

Что транспорт будет ходить не так, как нужно людям, а так, как хотят водители. И никакие дотации, никакие повышенные тарифы не заставят их работать на население Гигаполиса, а не в свое удовольствие, при всем том, что они тоже ни на минуту не перестают быть означенным населением означенного Гигаполиса. Что жаловаться они, как и месяц назад, как и в прошлом году, как и в прошлом веке, наверное, будут на низкие заработки, на сволочей пассажиров, бьющих стекла и пластающих сиденья, на арабских террористов, на кавказцев. А теперь еще и на спригганов («Ну куда же годится?! Эта мохнатая скотина просочилась в магнар и устроила панику!..»).

Что действительно поимеют место три среднестатистических и один-два сверхплановых теракта, ответственность за которые с охотой возьмут на себя арабы, хотя даже на первый поверхностный взгляд они окажутся ни при чем, поскольку и сценарий, и применяемые средства для них не будут характерны.