Андрей Бочаров - Русская фантастика 2015

– свойственные определенной категории женщин тенденции к девиантному материнству (различного происхождения) – варианты попытки оттолкнуть свое потомство при различных реакциях на оное: от страданий и стыда до абсолютного оправдания этих тенденций различными социальными факторами;

– различные заболевания эндокринной системы – гормональный уровень не имеет баланса, скачки воздействуют на чувствительность разных областей, от психики, до наружных органов.

Всё это приводит к нарушению воспитательной функции грудного вскармливания»…

– Господи, что это за ужас? – интересуется Катя. – Кампания Шибко-Умные-Задницы против матерей?

– Почти, – вздыхаю я. – Какая-то неформальная организация в поддержку истинной женственности и материнства.

– Интересно, кто их слушает? Так и свихнуться недолго.

– Находятся желающие, – вздыхаю я.

И думаю про себя: «Но это не ответ! Да, эти люди – высокообразованные хамы, которые научились оскорблять женщин псевдонаучным языком. Возможно, они в состоянии поселить в будущих матерях неуверенность и чувство вины за то, что им пришлось пройти кесарево сечение, за чувство усталости или за «безболезненную автономию собственного тела». Но это – не то, что случилось с Лизой. Никакие слова, сколь бы жестокими или глупыми они ни были, не разрушат связи в коре до такой степени, как я наблюдала вчера. Максимум появится пара новых связей полей памяти лобных долей коры с лимбической системой, с миндалиной, отвечающей за страх, или с покрышкой среднего мозга и гиппокампом, где гнездится печаль, но это – та травма, которую мозг может пережить, не развалившись на части. Следовательно, что-то там есть еще, кроме дурацких лекций. Что-то менее эффектное, но более эффективное. Интересно, как это выглядит?»

Я еще раз щелкаю по пульту, и неожиданно на экране появляется Лиза. На этот раз она не в ночной рубашке, а в зеленом вязаном свитере и темных брюках. Она откидывает за спину длинные темные волосы и произносит:

«Театр Шекспира «Глобус» был круглым зданием без крыши. Крытыми были только просцениум и галереи, предназначенные для знати и оркестра. Простой народ толпился внизу, вокруг сцены. Театры в елизаветинское время делились на частные, королевские и общенародные. «Глобус» относился к общенародным…

Он существовал на деньги меценатов, в частности, фаворита Елизаветы – графа Лейстера. В театре не было ни декораций, ни исторических костюмов. Актеры выступали в костюмах, подаренных покровителями-аристократами, то есть в одежде, которая была современной, разве что немного вышедшей из моды. Независимо от того, происходило ли действие в Древнем Риме, как в «Кориолане», в средневековой Дании, как в «Гамлете», или в Британии, как в «Хрониках».

Спектакли начинались в три часа дня. Поэтому, если действие происходило ночью, в нише, в глубине сцены, зажигали свечу, а по сцене ходили дети с факелами. При таком уровне условности основная нагрузка приходилась на сценическую речь. Для того чтобы создать зримые образы, автор старался насытить текст яркими деталями, с символикой, которая хорошо известна зрителям.

Например, на платке Дездемоны была вышита земляника. Цветок, символизирующий верность. Поэтому когда Отелло увидел этот платок в руках другого мужчины… случилось то, что случилось. Лучше бы он застал их в постели – тогда у него еще могли быть сомнения.

Еще пример: когда Офелия разговаривает с Гамлетом и видит, что у него спущены чулки, она застывает в ужасе, эти чулки лучше, чем любые слова принца, убеждают ее, что ее возлюбленный безумен. Одежда для елизаветинца была зримым образом человека. По одежде можно было определить его происхождение, семейное положение, род занятий, уровень притязаний. Если человек перестает заботиться о своей одежде, значит, он перестал заботиться о себе, а если ему безразлично, как он выглядит, он утратил свою цельность, представление о себе. Он больше не часть социума, он отщепенец, а это для елизаветинца – несомненный признак безумия. Никакого психиатра не надо».

– А это еще кто? – спрашивает Катя. – Единственная нормальная баба в этой чокнутой компашке. Не знаю, какое отношение имеет Шекспир к материнству, но вот ее я с удовольствием еще послушала бы.

– Она тут случайно. Почти случайно. Кстати, ты никогда раньше не видела ее?

– Нет, а кто это?

– Елизавета… – только тут я вспоминаю, что забыла спросить у Майкла фамилию Лизы. – Мммм…. Погоди, давай посмотрим.