Ольга Чигиринская: Операция «Остров Крым»

«Эшелон уходит ровно в полночь».

На самом деле – не в полночь, а в полдень, и не эшелон, а здоровенный сухогруз «Петрович» уходил курсом на Одессу, неся на борту четыре тысячи советских военнопленных, возвращающихся на Родину согласно договору.

Загудела сирена. Загромыхали по трапу ботинки. Глеб поднялся на борт вместе с остатками своей роты. Нашел тихий уголок на солнце, сел на свернутый канат.

Уже несколько дней ему не давал покоя один неотвязный, призывный ритм. Он превращался в мелодию, она искала себе слов. Глеб начал жить в не очень родном ему, но радостном режиме создания песни. Он полез в карман, достал задрипанную записную книжку и ручку-фломастер, которую увел из Ретрансляционного центра и которая прокочевала с ним по всем госпиталям. Посмотрел на строфы, записанные вчера ночью, когда в лагере военнопленных заткнулось навязчивое «Радио-Миг»:

В небе попрошайничали чайки-нищенки. На корме матюкался белый сержант, командующий погрузкой.

События прошедшего месяца странным образом переплавились в строчки, и Глеб в очередной раз поразился своей вывихнутой музе: она упорно не желала иметь дело с реальным миром, переиначивая то, что он хотел изложить, на свой лад…

Грохот убираемого трапа, грохот в клюзах. Волоча шлейф водорослей, поднимается из бутылочной зелени черный разлапистый анкер. Медленное, мощное движение огромной посудины…

Поехали!

Они возвращались на Родину. Разгромленные, разбитые, ошеломленные своим поражением и неожиданным поворотом мировой оси, колебанием твердой и понятной земли под ногами, возвращались, униженные зряшностью своих смертей и той легкостью, с которой беляки сами похерили свою победу – словно это хобби у них такое, воевать, а потом, победив, сдаваться…

Но многие возвращались задумавшимися.

Итак, песня готова, структура ясна, мелодия – отточена. Оставалось решить, кому же поставить в диалоге точку…

Глеб решил. И записал:

– В общем, я тебя жду, – сказал он. – Как прилетаю, так сразу начинаю ждать.

Самолет компании «Австрийские авиалинии» подрулил к терминалу. По эту сторону стойки таможенного контроля начал скапливаться народ.

– Позвони мне сразу, – попросила я. – Обязательно.

– Конечно.

Аэро-Симфи, ворота миров. Встречи и прощания. Долгие проводы – лишние слезы…

Арт оглянулся на табло, высвечивающее время до отлета, скользнул невидящим взглядом по окружающей публике, прижал меня к себе и поцеловал в губы – длинно и жадно. У таможенной стойки рейса на Париж зааплодировали. Я смутилась, отступила на шаг. Еще секунду мы не разнимали рук.

Таможенный контроль. Да, сударь. Проходите, сударь.

Он оглянулся, помахал рукой и исчез в квадратном проеме терминала.

…В зоне по ту сторону таможенного контроля на последние крымские тысячи Верещагин купил бутылку «Реми Мартен» с доставкой и заполнил карточку на имя Фаины Абрамовны Файнштейн, консульство Израиля.

Вечером в бахчисарайской квартире зазвонил телефон.

– Артем, ну что? Как ты?

– Прекрасно. Тащиться в город сил не было, я заночевал в отеле аэропорта. Ты смотрела вечерние новости? Ты знаешь, что случилось?

– Нет. – Я похолодела, вообразив что-то бесповоротное…

– Месснер в одиночку без кислорода поднялся на Эверест!