Николай Метельский - Меняя маски

— Ай-ай-ай.

Не так уж это и больно, вывернутая рука. Могла бы и «доспех» врубить, если уж на то пошло.

— Если ты снова сделаешь нечто подобное, — сказал я, отпустив ее руку, — мы с тобой поссоримся, — и, добавив «яки», дополнил: — В последний раз предупреждаю.

Отодвинувшись от меня подальше, утратившая весь задор девушка потирала руку, поглядывая на меня с подозрением. Как будто и не Учитель.

— Ты меня обидел, — выдала она наконец.

— Твоя задница явно давно розг не чуяла, — сказал я, вздохнув.

— Да что ты знаешь про розги?!

У меня от этого крика души даже бровь сама собой приподнялась.

— Похоже, меньше, чем ты.

Глядя на смущенную и покрасневшую девушку, чувствовал, как моя злость уходит.

— Все из-за тебя, — пробубнила Шина. — Если бы ты тогда… все из-за тебя, короче.

— Конечно-конечно, — пробормотал я. — Во всех твоих бедах виноват я, так?

— Да!

— А ты, значит, святая, ни в чем не виноватая девица? — Молчит. — Ведь так?

— Ну было пару раз, срывалась. А ты сразу к деду жаловаться.

— Ничего себе, пару раз. И знаешь, я твоему деду, как, собственно, и отцу, ни разу не жаловался. — Я прямо сейчас всего и не упомню, но вроде не было такого. Кагами ее подставляла, разве что. — Так что твои обвинения — это всего лишь бред обиженного ребенка.

— И маме не жаловался?!

— Не было такого.

— Врешь, — сказала Шина. Но уже не так уверенно.

— Поверь, красавица. Даже если бы я захотел пожаловаться на тебя, это не имело бы никакого смысла. Твои косяки и так видят все вокруг, — сказал я ворчливо. Проникновенный голос с Шиной не проканает, уж я-то знаю. — И именно это меня в тебе бесит, — добавил я в голос злость. — Если тебе срывает башню при посторонних и ты начинаешь терять берега, то хотя бы молчи.

— Да когда такое было?! Это ты вон сегодня при посторонних…

— Шина-тян, малышка… такое происходит постоянно. Я же тебя просто заткнул. Когда ты начала, между прочим, нести лишнее. При посторонних.

Если она сейчас скажет, что ничего такого не говорила, я закончу этот разговор и постараюсь держаться от нее подальше.

— Можно же было как-то иначе… — Даже отвечать не буду. — И что значит «косяки»? Назови хотя бы один… нет, два.

— Шина… я уже не верю, что если ты услышишь это от меня, то исправишься. Подойди к деду или к матери. Хотя… судя по твоему восклицанию о розгах, родные тебе тоже не указ. Но одно я тебе скажу точно: еще раз поставишь меня в неудобное положение — и лучше ко мне не подходи. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы держаться от тебя подальше.

— Я подойду к деду, — сердито ответили мне, — и… и к матери. Но если твои слова пусты… то я точно тебе что-нибудь сломаю. А потом можешь от меня бегать.

— С чего ты взяла, что я буду от тебя бегать? — Так, стоп. «Яки» назад. — Мы с тобой всю жизнь знакомы, малышка. Уж я-то найду на тебя управу. И вылезай уже из своего угла. Не буду я тебя есть.

Я вспомнил, как после одного дела сильно простыл. Два дня с кровати встать не мог. В двенадцать лет ведьмаком я был еще весьма условно. А Шина тогда все два дня просидела в моей комнате, ухаживая за мной. Даже Кагами не смогла ее прогнать. Будет обидно, если мы все же поссоримся. Может, и правда нажаловаться? Ну или поговорить в открытую с ее матерью? Раньше, до Дакисюро, она не была такой отмороженной, а тут всего месяц — и я уже начал из-за нее срываться. Пожалуй, так и сделаю. Попозже. Пусть сначала сама попробует исправиться. Но поговорю обязательно, может же все быть и не так, как я это вижу. Возможно, это я идиот.

Сдав Шину с рук на руки родителям, пошел домой. Закрыл за собой дверь, постоял пару мгновений, облокотившись на нее. Кинув ключи на столик в гостиной, упал на диван. Вот теперь можно тяжко вздохнуть. Напряжный все-таки денек выдался. А сколько всего предстоит в будущем? Еще и эти Охаяси со своим пропуском…. Так, стоп, взбодрись, Макс. Впереди у меня жизнь, и что-то подсказывает, что будет она не из простых, а я уже сейчас нюни распустил. Так что соберись, Кощей Бессмертный, твой мир тебя не сломал, а значит, и этот ничего не сделает. Жаль, что здесь нет Маклауда со Стилягой, но не беда. Ты прогнешь этот мирок Макс, а если нет, то сдохнешь. А значит, этот мир обречен, ведь где твоя смерть Кощей, не знаешь и ты сам.

— Ма-а-акс…

Макс? Это кто же меня может звать так в этом мире? Да открывай же ты, черт тебя дери, глаза. Что за дурацкое состояние, когда ты вроде бы уже проснулся, но наполовину еще где-то там. Состояние жуткого хотения спать. Мне надо, наконец, открыть глаза и встать. Если меня как-то вычислили, спалили… меня ведь никто не знает в этом мире. Никто. Не могут знать. Не имя.