Алексей Федорочев - Видящий. Книга 2

— Морозовы?

— Они, но не совсем. Бывшая невеста Николая постаралась. Это я потом уже узнал окольными путями, когда попытался в этой истории разобраться. Бросься мать в ноги к главе клана, тот бы может и помог, хотя бы в память о деде, но она не стала. На это, видимо, расчет и был. Так и оказались мы с братом в училище, а потом наши пути разошлись. Дальше примерно ты знаешь. Как тебе сглаженная версия?

— То есть ты что-то не договариваешь?

— В рамках общеизвестного варианта — не очень. Но есть некоторые подробности, которые я опустил. Например, что Николай — тот еще говнюк был. И только папина тень его и прикрывала, пока он свои художества выделывал, слишком многим по любимым мозолям потоптался. И если б не смылся на Кавказ — жить бы ему считанные дни оставалось, удивительно, что там не достали. И из армии он не сам ушел, а чуть ли не с позором выгнали. А еще, что к деду он ехал вполне вероятно разводиться, если не похуже. И невесту свою бывшую морозовскую он еще до Кавказа оскорбить успел так, что поводом для изгнания из клана разрыв помолвки был только формальным. Вот и прикинь, стоит ли такое родство афишировать, если его выходки до сих пор многие помнят.

— Сглаженная версия мне нравилась больше, — комментирует мои откровения Олег.

— Мне тоже.

Заказанный ужин подоспел как раз к окончанию рассказа, так что перерыв весьма кстати. На сытый желудок историю продолжать не хочется, но Земеля требует:

— Ты сказал, есть еще версии.

— Есть еще официальная. Кстати, первая — тоже вполне официальная, если надо, я ее всеми бумагами подтвердить могу.

— И в чем подвох?

— В том, что бьют не по паспорту, а по морде.

Пилоты уже как-то слышали от меня этот бородатый анекдот, так что объяснять не требуется.

— И что не так с твоей мордой? Лицом то есть?

— Посмотри сам, — из папки с документами, хранившимися во избежание ненужного любопытства Задунайских в Олеговых вещах, извлекаю две фотографии. На одной — Николай Васильев, на другой — Павел Потемкин.

— Это твой отец, тут и гадать нечего, а это кто? — вертит в руках Земеля снимок Николая.

— А это Николай Васильев, — полюбовавшись на недоуменное выражение лица Земели, подтверждаю, — Да-да, тот самый, сын Елизара Андреевича.

— Не понял… А это тогда? — кивок на фото моей взрослой копии.

— Как ты сам сказал, мой отец.

— …?

— В автобусе, который ехал в Рязань, было две Дарьи: одна — бывшая Диндиля, которую при крещении так назвали, другая — моя мать. Может, и еще были, имя-то распространенное, но нам они неинтересны. И так случилось, что в момент аварии Митька оказался на руках у абсолютно посторонней девушки и у нее же сумочка с документами. Никакой мистики — просто помогала перепеленать, вот и вызвалась подержать. Так и вылетела через окно с чужим ребенком и бумагами, а Николай и Диндиля погибли.

— И ты хочешь сказать, что женщин перепутали? Ерунда какая-то…

— Автобус загорелся, осень сухая была — лес вокруг тоже вспыхнул. Так что многие тела сильно обезображены были, в закрытых гробах потом хоронили. Диндилю дед до этого в глаза не видел, волосы у матери подгорели, сама она чумазая, босая. Зато в Митьку от шока вцепилась и на Дарью отзывается. Еще и документы все целы, хоть и помяты сильно. Так что когда Елизара Андреевича вызвали, все уверены были, что это его невестка.

— И бывший глава тайной канцелярии ни о чем не догадался? — с заметным сарказмом интересуется Земеля.

— Эй-эй, полегче! Догадался, конечно, это в больнице, куда пострадавшие попали, разбираться не стали. Если б не гибель сына, он бы наверно сразу же понял, а так только после похорон неправильность уловил. Это мне мать так рассказала, сама она вообще от шока три дня молчала, не в себе была. Женщин в доме не было, всего трое слуг из ветеранов его обслуживали, так что осталась мать при Митьке нянькой. Дальше все как в старой истории, за исключением того, что мать он удочерил, когда мне лет шесть было, а меня ввел в род по всем правилам.

— То есть мать твоя не невестка ему, а приемная дочь, получается? Погоди, в бумагах было написано, что она Дарья Дамировна, а ведь тогда она Дарья Елизаровна должна быть?

— Глазастый! При удочерении в таком возрасте отчество не обязательно менять. Хотя она вообще не Дамировна, а Ивановна — чистокровная русская. Зачем это деду надо было — не спрашивай, до сих пор не во всем разобрался.

— А кто твой отец?

— Нет у меня отца. До недавнего времени Николая Васильева отцом считал, а Митьку — родным братом.